Все они хорошо знали этот мост через Бамуангу. Собственно, мостов было два. Бамуанга в этом месте разливалась необыкновенно широко, и как раз посредине нее находился большой зеленый остров. Когда-то на этом острове был рынок рабов. Южные племена приводили сюда пленников, захваченных в схватках с соседями, преступников, осужденных старейшинами на продажу в рабство, иногда даже родственников. Но это уже бывало редко — только в очень неурожайные годы, когда племя почти умирало с голоду.
С северного берега Бамуанги на остров тоже прибывали рабы. Их приводили северные племена.
До острова надо было добираться на утлых каноэ сквозь быстрины и каменистые пороги. Часто эти суденышки, набитые скованными и связанными людьми, опрокидывались и шли ко дну. Строители моста, забивавшие сваи в илистое дно реки, наткнулись на такое кладбище скелетов, скованных ржавыми цепями.
Отсюда рабы-северяне продолжали свой путь на юг, к океану, а южане — на север, к Сахаре. Одних загоняли в тесные трюмы кораблей белых работорговцев, других — в длинные глиняные сараи Каруны.
Одни умирали в океане, их трупы выбрасывались за борт акулам. Другие — в песках Сахары, когда их гнали на Север, к арабским владыкам. Многие гибли прямо в Каруне: их оскопляли для гаремов — евнухи ценились особенно высоко.
Теперь знаменитые сараи в Каруне, в которых когда-то держали рабов, стояли пустыми — целые заброшенные кварталы. Но рабство все же кое-где сохранилось. Жак рассказывал, что пограничный патруль недавно наткнулся в Сахаре на брошенный грузовик «мерседес», кузов которого был забит мертвыми скованными людьми — их везли на продажу в Саудовскую Аравию. Грузовик — старая, изношенная машина — испортился, и работорговцы бросили его вместе со своими жертвами.
Власти Гвиании вели с работорговлей жестокую борьбу. Работорговцев время от времени ловили, судили, сажали в тюрьмы. Но газеты то и дело сообщали о новых случаях задержания караванов «живого товара».
Остров на Бамуанге уже давно лишился былых доходов. Правда, здесь до сих пор сохранилась деревушка; ее жители рыбачили, обслуживали мост и маленькую электростанцию. На берегу реки стояла и фабричка по производству фанеры.
Мост был красивый, из ажурных стальных конструкций. Он повис легкой серебряной паутинкой через голубую Бамуангу, отражавшую бесконечно высокое синее небо и два холма, удивительно похожие на женские груди. Обычно солнце садилось как раз за этими холмами. Закаты здесь были исключительно красивы: желтые, оранжевые, малиновые, даже зеленые…
Петр все мечтал приехать как-нибудь сюда — хотя бы на неделю — и собрать целую коллекцию закатов: снять их на цветную кинопленку, со всеми их переливами и фантастическими цветосочетаниями. Он даже присмотрел место, откуда лучше всего снимать — с вершины одного из холмов, прямо от четырехгранного каменного монумента-памятника английскому путешественнику, открывшему направление течения красавицы Бамуанги.
На вершине холма было пусто. Ветер шелестел сухой травой, бросал ее на чуть заметную, давно заросшую тропинку, карабкающуюся от подножия холма. Человеческая нога ступала сюда редко.
Зеленая медная доска на монументе высокопарно сообщала, что путешественник «умер в Африке и за Африку».
Действительно, его убили какие-то фанатики не так далеко отсюда, доверчивого идеалиста-открывателя, считавшего, что он выполнял здесь волю всевышнего. Но именно он проложил путь экспедиционным войскам английской королевы Виктории, поспешившей десятки лет назад прибрать к рукам этот лакомый кусочек континента.
Соотечественники поставили открывателю памятник в знак благодарности и забыли о нем. Их памяти хватило лишь на ханжескую надпись — «…за Африку». Было бы гораздо честнее написать «…за Англию», но ханжество победило.
3
Рассвет, как и темнота, наступает в Африке удивительно быстро: прямо на глазах гаснут звезды, небо светлеет, становится холодно-серым, затем чуть теплеет, появляются легкие голубоватые тона, в них добавляется немного золота. Золота становится все больше, голубая краска превращается в синюю — и не успеваешь оглянуться, как вокруг уже все блестит и сияет в ласковых еще пока лучах утреннего солнца.
Именно в такой момент Петр и увидел долгожданный мост.
Увидел и всем своим существом напрягся и почувствовал, как взволнованы его спутники. Сейчас у них у всех была одна и та же мысль: удастся ли миновать или нет?
Дорога сузилась, выбежала на насыпную дамбу. Дарамола снизил скорость.
Было удивительно тихо и пустынно вокруг. С дамбы открывался вид на широкую серебряную равнину реки и на холмы на том берегу. Там стояли какие-то машины, но какие — разглядеть было пока невозможно.
Из маленькой полосатой будочки у въезда на мост вышел человек. Он зевнул, потянулся. Потом повернул на шесте, воткнутом в землю, большой желтый круг, вырезанный из жести. На одной стороне его было написано «стоп», на другой — «гоу», «проезжай».
Сейчас круг был повернут к «пежо» надписью «стоп». Но пока в этом не было ничего необычного. Мост узкий, и машины могли идти лишь одна за другой, в одну сторону. Встречные машины на другом берегу в таком случае спокойно ожидали своей очереди — когда желтый жестяной круг повернется к ним стороной «гоу».
По обоим концам моста стояли будочки с телефоном, и специальные смотрители ловко и быстро регулировали движение.
Иногда на мост вползал маленький пестрый тепловоз, волочащий за собой длинную цепь вагонов. Тогда въезд для машин, закрывался с обеих сторон — мост одновременно был и железнодорожный, и автомобильный, и пешеходный.
Смотрители неторопливо помахивали флагами в желтую и черную клетку, что означало — путь для проезда свободен.
Сейчас, судя по всему, все шло своим обычным чередом.
Петр вылез из машины и подошел к въезду на мост.
— Доброе утро, — приветливо кивнул ему смотритель в рваном шерстяном свитере и соломенной шляпе, давно потерявшей форму.
— Доброе утро, — ответил Петр. — Все спокойно?
— Не, са.
Смотритель широко улыбался.
— Здесь всегда все спокойно. Это вот там… — Он кивнул на противоположный, южный, берег и понизил голос: — Шоферы отказываются туда ехать… Сплошной разбой на дорогах! Только позавчера бандиты в масках остановили грузовик и забрали все деньги, которые только сумели найти у пассажиров.
— А больше ничего?
— А что может быть еще? Смотритель пожал плечами.
Отсюда было видно, как с южного берега на мост вползали огромные грузовики. Они шли медленно, один за другим.
— Солдаты? — вглядевшись, спросил Петр.
