Невольно возникают самые худшие предположения. Если он сел на реку и заглушил двигатель, то лед наверняка проломился. Вертолет МИ–4 весит семь тонн.
«Малахит, Малахит, сообщите координаты посадки… Какая нужна помощь?… Я Каемка. Прием».
«Малахит» молчит. Проданин не сообщил координаты посадки.
Вернулись из горкома партии Турченко и Воронов. Кротов коротко, по — военному, доложил, что вертолет «24» из полета не вернулся.
— Пошлем самолеты? — неуверенно сказал полковник.
Турченко ничего не ответил. Он тяжело дышал и смотрел себе под ноги.
— Значит, пошлем, — сказал полковник. — Кто имеет права на ночные полеты?
Из — за стола поднялись двое: гражданский — пожилой летчик со значком миллионера и молодой командир вертолета «38».
— Полетите вы, Виктор Андреевич, — не столько приказал, сколько попросил Кротов, обращаясь к летчику — миллионеру. — Держите беспрерывную связь с аэродромом.
Через десять минут ЯК–12 ушел в ночь. В кабине ЯКа летел один пилот. Он наотрез отказался от наблюдателей.
Турченко молчал до тех пор, пока с ЯКа не поступила первая радиограмма: «Все в порядке. Иду на север». Тогда Турченко начал рассказывать новости. Новостей немного: управление колоний выделило пять лучших оперативных работников под командованием капитана Черданцева. Горком комсомола обещал создать еще один отряд из охотников и спортсменов. Восьмой член группы Южин приедет в Кожар завтра.
Ответил штурман Ермаков. Ответил вполголоса, прислушиваясь к радиорубке. «Малахит, Малахит, сообщите координаты…»
— Сегодня в поисках участвовал весь авиаотряд. Все самолеты, включая прибывший сегодня ЛИ–2, барражировали над Главным хребтом согласно полетным заданиям. Результатов пока нет.
Кротов подошел к окну радиорубки.
— Запросите, пожалуйста, погоду в Ловани и Каннопауле.
Ловань и Каннопауль — ближайшие населенные пункты к Раупу. Точнее, охотничьи фактории, но там есть метеостанции. От них по прямой до Раупа километров сто, сто двадцать.
Каждый чем — то занят. Воронов рисует на карте кружки — завтра в этих местах будут высаживать спасателей, Виннер листает свою записную книжку, шевеля губами, Турченко пишет. Каждый что — то делает. Но когда радист по громкой связи доложил погоду в Ловани, все забыли, чем были заняты.
— Спорт! — вдруг буркнул Турченко, обращаясь неизвестно к кому. — Лезть в дикую глушь без рации, без оружия — это называется спортом? Это для нас сейчас спорт — обшарить пять тысяч квадратных километров, Игла в стогу сена.
— И все — таки это спорт, — немедленно откликнулся Воронов. — Туризм — это спорт первооткрывателей.
Утренний спор грозил разгореться с новой силой, тем более, что Турченко неожиданно поддержал полковник,
— Ерунда, Валентин Петрович. Риск, открытия… Какие могут сделать открытия эти, простите меня, молокососы? Взыграла в жеребятах младая кровь, вот и понеслись, задрав хвосты, на край света.
Полковника прорвало. В его голове никак не укладывалось — целая эскадрилья самолетов и вертолетов, пять спасательных отрядов понадобились только для того, чтобы ликвидировать последствия этого так называемого спорта! Да еще и не известно, достаточно ли спасателей, которых он забросил к черту на рога, и вертолетов, которым он приказывает летать против всяких норм и инструкций, чтобы расхлебать эту кашу! Кто будет отвечать, если погибнет экипаж какой — нибудь машины? Под суд надо отдать всех этих авантюристов, совершенно не думающих, что из — за их беспечности могут разбиться летчики, могут покалечиться спасатели. Вся эта болтовня о геройстве первооткрывателей, о бессмысленном риске, нужном лишь для самоуважения, может окончиться очень плохо для других.
— Если уже не кончилась, — вдруг мгновенно остыл полковник, и его лицо передернула болезненная гримаса.
В пилотской наступила тишина. Воронов сидел, уткнувшись взглядом в карту и зажав, как обычно, уши ладонями. Но он, конечно, все слышал.
В таком молчании, отвернувшись друг от друга, члены штаба просидели, наверное, с полчаса. Эти полчаса каждому показались вечностью. Из радиорубки доносился монотонный голос радиста: «Малахит… Малахит…» Потом вдруг радист высунулся в окошко и окликнул Кротова.
— Товарищ полковник!
Полковник тяжело встал и подошел к окошку. Выслушал радиста, выпрямился и, не скрывая улыбки, громко объявил:
— Все в порядке! — облегченно вздохнул и добавил, обращаясь к Воронову:
— Ладно, пусть будет по — вашему, Валентин Петрович. Пусть они лазают по горам, но не посылайте их, пожалуйста, на Рауп.
После этого рассказал: пилот с ЯКа связался по радио с Проданиным, и с вертолета ему сообщили, что при посадке лопнул трубопровод и маслом забросало передатчик. Авария ликвидирована, через час десять минут Проданин будет в Кожаре.
…Появления в пилотской кожарского прокурора я не заметил. Видимо, в тот самый момент, когда полковник передавал нам разговор с радистом, Новиков подсел к Турченко, как раз напротив меня. С мороза у него запотели очки, Новиков слепо щурился, дышал на стекла, тер их носовым платком и переводил невидящий взгляд с одного говорящего на другого.
— Бы хотите что — то сказать? — спросил его Турченко.
— Да… Я выяснил интересную подробность. Новиков закончил процедуру с очками.
— У меня несколько вопросов к товарищу Воронову. Разрешите?
Воронов поднял голову.
— Я вас слушаю, Николай Васильевич.
— Товарищ Воронов, если в туристской группе случается несчастье, имеет ли она право продолжать маршрут?
— Как правило, группа возвращается…
— Как правило… Значит, бывают и исключения?
— Это зависит от обстановки, от того, какое случилось несчастье.
— А каким должен быть минимальный состав группы, совершающей поход высшей категории трудности? Это оговаривается туристскими правилами?
— Оговаривается. Семь — восемь человек.
— Семь? — в голосе прокурора послышалось разочарование. — Вы знаете, что один из туристов пропавшей группы покалечился и вернулся домой? Я только что был в Бинсае и беседовал с жителями…
Никакого эффекта. Прокурор удивился:
— Вас этот факт не волнует никак? Ответил Турченко:
— Нам это известно.
— Ах, вот как! Тогда еще один вопрос товарищу Воронову. Разрешите?
— Конечно.
— Вы, как член маршрутной комиссии, должны были знать всех пропавших туристов?
— Да, — ответил Воронов, — я почти всех знал в лицо.
— Почти, — уточнил Новиков. — А Постыря вы хорошо знаете?
— Постыря?
