– В самом деле, у нас совершенно ничтожное количество изваяний как образцов красоты человека, не памятников! – воскликнула Сима.
– А на площадях, улицах и в садах древнегреческих городов тысячи статуй стояли много веков, – тихо сказал Гирин, – никем ни разу не тронутые, охраняемые прочнее стальной решетки ореолом своей красоты. Судите сами, чье психическое здоровье было лучше.
– Я бы назвал его по-гомеровски – богоравным, – сказал Солтамурад.
– Ух, как я ненавижу эту, как вы хорошо сказали, заугольную пакость, – взволнованно сказала Сима, – подлых трусов, оскорбляющих и мучающих сначала девчонок, потом девушек, потом своих жен. Подлецов, ночью прокрадывающихся в парк, чтобы отбить нос или руку у прекрасной статуи, написать гвоздем на чистом мраморе гнусное слово. Ломающих, трудясь до пота, какую-нибудь беседку, подпиливающих детские качели. Скажите, Иван Родионович, что это, психопаты или нормальные люди?
– Критерий нормальности – предмет больших споров на Западе! Где грань между нормальным и ненормальным человеком? Мне кажется, что ответ тут простой и не надо печатать тома докладов. Важнейший критерий нормальности – общественное поведение человека. Все нарушения естественной дисциплины, которую требует от человека совместная жизнь с другими людьми, искривления и искажения добрых, товарищеских и заботливых отношений, вероятно, обязаны каким-то психическим дефектам, подлежащим исследованию. Я говорю, естественно, не о случайных промахах поведения, а систематически повторяющихся поступках.
Параноидальная психика выказывает себя также, когда люди нарочно вытаптывают цветы и траву, опрокидывают скамейки, прут поперек движения именно потому, что этого нельзя делать. Самый опасный для социалистического и коммунистического общежития вид психоза. Между прочим, усиленные занятия математикой, с ее прямолинейной и абстрагированной логикой, создают склонность к параноидной психике. Поэтому я против специальных математических средних школ… и против завышенных требований по математике и на конкурсах даже по тем специальностям, где она не нужна.
– Хватит о психопатах, – вмешалась Екатерина Алексеевна, – пойдемте за стол!
– Простите меня, – виновато улыбнулся Гирин, – я так привык проповедовать свою науку, что тоже получил психосдвиг, всегда и везде готов читать лекции.
Гирин оказался за столом рядом с Бехоевым.
– Вы, может быть, родственник знаменитому Зелим-хану, – спросил чеченца доктор, – прозывавшемуся «абрек Заур»?
– Как, вы знаете Зелим-хана?
– Случайно. Была хорошая книга осетинского писателя Дзахо Гатуева. По ней в двадцатых годах поставили фильм «Абрек Заур». Я его смотрел мальчишкой. Неплохо бы сейчас заново поставить, романтики в нем больше, чем в самом современном приключенческом фильме. Насколько помню, отцом Зелим-хана и его брата Солтамурада был Гушмазуко, сын Бехо, следовательно, как в царское время писали фамилии горцев, – Бехоев. А Зелим-хан носил фамилию Гушмазукаев.
– Все верно! – восторженно воскликнул чеченец. – Солтамурад Гушмазукаев – мой дед! Мы стали все Бехоевы уже при советской власти.
– Да кто ж такой этот Зелим-хан? – спросил Андреев.
– Герой-одиночка, рыцарь, пытавшийся восстановить справедливость, сражаясь с жандармами и царскими чиновниками. Впрочем, так и подобало абреку, одиночному мстителю за попранную свободу или честь, – отвечал Гирин под одобрительные кивки Солтамурада.
– То есть вроде вас самого? – гулко расхохотался Андреев.
– Нет, аналогия здесь не годится, – серьезно ответил Гирин. – Если бы вы знали, сколько в биологии псевдонаучных «теорий», ложных гипотез, выдуманных шарлатанами и параноиками, иногда с блестящими способностями, тогда вы не судили бы строго людей, воздвигающих барьеры и фильтры в этих отраслях биологий и медицины. На Западе опубликованы тысячи книг с бредовыми теориями, завоевавшими среди невежественных людей миллионы последователей, фанатиков – иначе их трудно назвать. Даже когда наука устраивает очередной разгром какой-либо лженаучной школы, последователи продолжают держаться ее еще много лет. Непросто все это. Слишком сильна у людей жажда чуда, тяга к вере в какого-нибудь пророка. Теперь, когда все убедились в могуществе науки, пророки стали возникать на ее почве, а не на религиозной, как раньше.
– И вы не хотите стать таким пророком? – спросил Селезнев.
– Разумеется. Это было бы крахом всего дела моей жизни!
– Что ж, отчасти вы правы! – согласился Андреев. – Мы еще не научились как следует управлять наукой. Она поднимается валом, но несет много мусора. Да и внутри настоящей науки тоже накопилось всякой лжи.
– Как же совмещается наука и ложь? Тогда это не наука! – возразил аспирант-кристаллограф.
– Нет, наука, но… так сказать, низшего уровня, принимаемая за высший. У нас в геологии пошло много таких, например, работ. Молодой и честолюбивый начинающий исследователь, попав в какой-нибудь новый район, делает там наблюдение, противоречащее, скажем, моим выводам. Немедля публикуется статья, где он пишет, что поскольку его наблюдение противоречит Андрееву, то все заключения Андреева о том и том-то неверны. Это подхватывается, цитируется, и никому из торопыг невдомек, что андреевские выводы сделаны на материале несравненно более широком. Если уж меня опровергать, то только на основании такого же, если не большего, числа наблюдений. А то мало толку для науки. Куда как полезнее просто опубликовать свое маленькое наблюдение и честно сказать, что случай, пока единичный, противоречит схеме Андреева, но надо накопить еще много подобного материала.
– Хочется стать поскорее большим ученым, – рассмеялся аспирант. – По-моему, еще хуже, когда выдумывают свою схему и начинают подгонять под нее факты, искажая, обманывая и передергивая. Своих научных противников они всячески шельмуют, обливают грязью, обвиняют в тупоумии и подлогах…
– А знают ли уважаемые граждане, молодые и постарше, – вдруг поднялась со своего места Рита, – что сегодня нашему высокочтимому мастеру пяти видов спорта Симе Металиной исполняется …надцать лет, следовательно – день рождения?
– Ого! Сколько, сколько? – послышались веселые возгласы.
– Я же сказала …надцать. Так же, как и всем женщинам после девят… надцати лет. Сима, милая, я знаю, как мне достанется, но я не смогла устоять перед искушением сделать тебе сюрприз. Мы его давно готовили!
– Кто – мы? – спросил Андреев.
– Ну, скажем, ученицы Симы и, скажем, их мальчики, потому что без мужской техники, увы, не обойтись.
В длинной и узкой, неудобной комнате Андреева уже хлопотали двое молодых людей из Ритиного «отряда». Один налаживал узкопленочный кинопроектор, а другой в позе часового стоял у раскрытого и выключенного магнитофона.
