— Кстати, знаешь, как с латыни переводится на космолингв «Гибрид»? — спросил Платон.
— Нет. В полицейской академии латынь не проходят.
— Ублюдок.
— Что?!.. А, гибрид — значит ублюдок? Очень хорошо. Теперь я буду это знать.
Знал Дерпфельд, как переводится «гибрид». Лишь изобразил удивление. Очень некстати вспомнилось выпотрошенное тело Кормана.
«Да, друг Тони, и как только ты умудрился влезть в эту мерзкую историю?» — обратился профессор сам к себе сочувственно.
А что если сообщение про десять миллиардов Дерпфельд изобразил на раковине сам? И нет никаких миллиардов… А что тогда есть?
Уже на таможне Платон и сержант повстречались с аборигенами. С глайдерской площадки гости прямиком прошли в здание таможни. Старинные разноцветные стекла витражей давно осыпались из массивных окон, и теперь бесцветные, давно не мытые стекла пропускали серый скучный свет в просторный холл. Тучный пожилой администратор и не менее тучные молодые стражи выстроились в ряд, ожидая. Администратор сидел в кресле на антигравитационной подушке, одна рука его намертво срослась с каким-то хитроумным грифелем, а вторая, обтянутая порыжелой пластиковой перчаткой, бессильно лежала на подлокотнике кресла. Лицо администратора, покрытое красными и черными пятнами ожогов, здорово смахивало на человеческое. И волосы, черные и густые, тоже напоминали человеческие. В то время как тело (так и хотелось сказать туша) имело вид туго набитой колбасы, на конце которой вместо хвостика раскинулся кожистый раздвоенный плавник.
— Раскопки? И кто же вам разрешил? — спросил таможенник с каким-то наигранным равнодушием. Рука — та, что без грифеля — приподнялась, попыталась сделать какой-то жест, но ничего не изобразила, и шлепнулась с неживым звуком на подлокотник.
Платон почему-то подумал о руке администратора, как о чем-то самостоятельном.
— ЮНЕСКО и МГАО, — отвечал сержант Дерпфельд. — У вашей планеты есть договоренность с Лигой Миров. Раз в год по взаимному согласию вы предоставляете научной экспедиции возможность работать на Эгейском море в течение двух месяцев. В прошлом году здесь работал Альфред Корман.
Имя не произвело впечатления.
— Это по части архонта Крто. А я могу дать вам визу на посещение Северного архипелага.
— И где нам найти этого вашего архонта?
Администратор пару минут переговаривался со своими подчиненными на местном языке — где было много согласных, но, в принципе, язык был довольно интересный. И Платон подумал, что у эгейцев должно быть много поэтов, ибо порой рифмы проскальзывали в словах сами собою.
— Архонт Крто ждет вас в своей приемной. Страж Стато как раз направляется туда и вас проводит. — И администратор вновь поднял руку и в этот раз без колебаний изобразил в воздухе вертикальную черту.
Страж Стато был сама любезность и тут же кинулся показывать путь.
— Я — заместитель Крто и… как говорят люди — его правая рука, — эгеец издал какой-то нутряной звук. — А у меня правая рука — «фараон». Вот! — Стато грозно потряс рукой-бластером. — Идемте, тут совсем недалеко.
Он выкатился в кресле на колесиках из зала таможни. Люди последовали за ним. Сразу за воротами начинались густые заросли, и в них — одна-единственная дорога, идущая в гору.
Антигравитационная подвеска на кресле стража была слабовата, и потому там, где поверхность была ровной, он не летел, а примитивно катился на четырех колесиках, пользуясь автономным приводом. Дорога была весьма ухабиста и строилась давно. Между брусчаткой буйно рвалась к солнцу сочная зелень. Кое-где заросли отступали, и тогда наружу выглядывали розовые или желтые стены старинных домиков. Но чаще можно было разглядеть только черепицу крыши или угловую башенку. Растительность лезла из всех щелей, умудряясь закрепиться на каменных оградах и стенах домов, оккупировала подоконники и даже крыши. Любая тонкая полоска грунта тут же становилась зеленым ковром. Постепенно заросли отступили, вместо плотной стены остались отдельные островки. Жилища, как заметил Платон, были все очень давними и обветшалыми; если их и ремонтировали, то наспех. Двери делались широкие, непременно двустворчатые, а окна, напротив, маленькими. Зато при каждом доме имелся открытый бассейн, обложенный камнем, чаще всего неглубокий, но непременно с каким-нибудь игривым фонтанчиком. Дорога, по которой они шли, была совершенно пустынной.
Лицо Стато сплошь покрывали красные ожоги, ярко-рыжие волосы стянуты на затылке в хвост, правая рука намертво соединялась с бластером «фараон». Левая кисть покрыта черной перчаткой, и на черном — желтые и красные заплаты. Добавьте ко всему этому бронежилет, из-под которого высовывались рукава драного свитера, нижнюю часть туловища, втиснутую в серебристый мешок — и облик Стато будет полным. Ах, нет, мы забыли упомянуть глаза — черные, выпуклые, очень выразительные с красноватыми белками.
— Может, завернем, и осмотрим дачные постройки наследного принца Ртхама? — предложил Стато. — Всего двадцать кредитов с носа за экскурсию.
— А принц не рассердится?
— Принц, как и вся императорская семья, сейчас в Столице. А дворцы здесь близко…
Стато махнул желтой левой рукой в сторону видневшихся над зелеными купами красных крыш. И тут перчатка слетела с руки, и перед изумленными взглядами людей предстали лентообразные щупальца, которые шли от самого плеча. До локтя они были стянуты эластичными кольцами, а уж потом распадались на семь ленточек серо-коричневого цвета.
— Простите, — сказал Стато, подобрал перчатку, но надевать не стал. — Срок годности перчатки давно вышел, но приходится носить — ничего другого больше нет. А за службу платят такие гроши… — И он очень выразительно посмотрел на археологов.
Атлантида извлек из кармана пластиковый жетончик на десять кредитов и протянул эгейцу. Тот подпрыгнул от восторга — вместе с креслом.
— Вторая «рука» такая же? — полюбопытствовал Вил Дерпфельд.
— Да… Но ее сбросить гораздо труднее. А вот маску можно снять. Когда мы на суше, нам приходится закрывать кожу от лучей светила. Иначе она вся покроется язвами.
— А что… лица у вас не людские? — поинтересовался профессор Рассольников и сам себя обозвал идиотом: почему он не посмотрел материалы по Эгеиде более внимательно!
— Человекоподобие — мода нынешнего императора. Он сказал: «Мы будем, как люди». И мы надели маски людей… И купили парики. В обязательном порядке, по двадцать кредитов с каждой головы. Говорят, у эгейцев прежде росли волосы на теле. И весьма буйно. А теперь мы облысели, нигде ни волоска — ни на голове, ни на груди, ни на прочих местах.
