Кабинет начальника управления был ярко освещен. Когда Коршунов вошел, комиссар поднялся — ему навстречу.
— Ну, с приездом, — сказал он, пожимая Коршунову руку. — Как добыча? Заодно давайте и ваши соображения по делу, — и с ударением добавил: — Товарищ полковник.
Коршунов чуть смущенно усмехнулся.
Он все еще никак не мог свыкнуться со своим новым званием. Черт возьми, полковник! Хотя в сорок три года это не так уж и странно. Но Коршунов не чувствовал и этих лет. И Витька еще совсем клоп. И Лена тоже ничуть не состарилась, правда, она здорово следит за собой, режимчик у нее будь здоров какой. Актриса все-таки. Но и он сам — ни одного седого волоса, ни брюшка, ни одышки, и хочется бегать, заниматься самбо, ходить на лыжах и играть в волейбол, вот ведь что! И все это — закалку, энергию, бодрость — дала ему армия, как и многое другое, конечно. Да, да, все заложено было в те годы, все он принес оттуда, Как удивительно ясно помнил Коршунов то время! Худом, угловатый мальчишка, вчерашний школьник стал солдатом в самое трудное, самое опасное для Родины время. Громы великих и малых сражений, тяготы дальних походов, разведывательные рейды по тылам врага и строгая служба потом в Германии — все помнил Коршунов. Он помнил даже перестук вагонных колес, когда возвращался домой, в Москву, помнил, кажется, и бешеное биение собственного сердца в ожидании счастливых встреч, которые до того ему лишь снились и в которые он порой уже не верил. А ведь с тех пор прошло почти двадцать лет, и каких лет! И вот — «товарищ полковник». И новое дело, которое уже захватило его целиком, важное, трудное дело, это и сейчас ясно, хотя оно только начинает разворачиваться и таит в себе многое, чего нельзя даже предвидеть.
— Разрешите начать с предварительных соображений, — сказал Коршунов.
— Конечно, — согласился комиссар. — Садитесь, закуривайте и по возможности отдыхайте. День у вас выдался нелегкий.
Коршунов опустился на стул возле письменного стола и не спеша закурил, собираясь с мыслями.
— Прежде всего как разворачивались события, — начал он. — Семенову привезли вчера из Ташкента чемодан с наркотиком. Случайно этот чемодан перед самым выходом из вагона был обменен. Это мы сегодня точно установили. Значит, чемодан этот сейчас в Борске у какого-то человека, и, как он им распорядится, мы не знаем. Человек же, привезший этот чемодан, задержан. Но он ничего не дает, его использовали вслепую. Его напарник по имени Иван скрылся, ранив нашего сотрудника. Он и сейчас скрывается в Борске.
— Опасный преступник. И, конечно, многое знает. Приметы?
— Известны. Причем, возможно, у него там есть еще связь, помимо Семенова. В вагоне он потерял какую-то бумажку с адресом. И перед Борском искал ее и очень нервничал. Это мы тоже узнали там, в поезде.
— Нашли вагон, где он ехал?
— Да, и вагон, и купе, и попутчиков.
— Молодцы. А записать он мог адрес Семенова, на случай, если тот не встретит их.
— Но он уже бывал у него, — задумчиво возразил Коршунов. — Тут надо разобраться.
— Вот именно, — с ударением произнес комиссар.
— Теперь дальше, — продолжал Коршунов. — Ниточка эта тянется из Ташкента. Там, кстати, Семенов одно время жил. И там гнездо этих спекулянтов.
— Очень опасная группа.
— Да, конечно. Но это не все. За день до приезда в Борск людей из Ташкента там происходит убийство таксиста. Вернее, за несколько часов до их отъезда.
— Знаю. Наши товарищи там уже работают.
— Но в кармане убитого тоже обнаружен наркотик. Вы помните? Я хотел бы как версию увязать эти два дела.
— Основания?
Коршунов улыбнулся.
— Нет оснований, товарищ комиссар. Но…
— Интуиция?
— Если хотите, да.
— Не последнее дело. Что еще дал поезд?
— Бутылки. Светлов отвез их на экспертизу.
Комиссар взглянул на часы.
— Там кончают работу. Надо попросить задержаться.
— Светлов попросит.
— Хорошо. Что дал разговор с пассажирами, проводниками?
— Множество деталей. Даже приметы человека, случайно унесшего тот чемодан.
— Весьма интересно. А теперь, — комиссар пристально и выжидающе посмотрел на Коршунова, — что думаете делать дальше? Вы были в Борске. Там сейчас сложная ситуация. Как, впрочем, и в Ташкенте. Группу эту надо обезвредить во что бы то ни стало.
— Так точно. А думаю делать… Надо мне лететь, товарищ комиссар.
— Правильно. Сначала в Борск, потом в Ташкент. Тогда я буду спокоен, Сергей Павлович, честно вам скажу.
— Понимаю, товарищ комиссар. Тогда и я буду спокоен.
— Что ж, решено. И помните, у вас самые широкие полномочия. Такими еще никто не располагал при раскрытии конкретных дел.
— Понятно. Когда прикажете вылетать?
— Решайте сами.
— Сегодня. Самолет через час пятьдесят. В десять вечера я буду в Борске.
Районный врач городской поликлиники в Борске Ольга Николаевна Бессонова поздно вечером заканчивала обход своего участка. Больных было много, шла эпидемия гриппа. И вот наконец последний вызов.
Ольга Николаевна устало поднялась по полутемной, грязноватой лестнице с погнутыми перилами на четвертый этаж большого дома по улице Луначарского и остановилась возле двери одной из квартир. Тусклая лампочка на площадке еле освещала длинный список жильцов. Ольга Николаевна, близоруко щурясь, водила пальцем по списку, пока не наткнулась на строчку: «Глумовым — 4 зв.», и принялась нажимать на кнопку звонка.
Дверь долго не открывали. Пришлось звонить снова.
Открыл кто-то из соседей.
— Ах, это вы, доктор! Проходите. Вон их дверь. А это их вешалка.
Ольга Николаевна сняла пальто и, прихватив старенький портфель, постучала в указанную ей дверь.
Из комнаты раздался хриплый голос:
— Чего стучать-то? Не заперто.
Ольга Николаевна вошла.
В комнате было неприбрано, на столе — грязные тарелки, куски хлеба, пустая, небрежно вспоротая консервная банка. На стульях валялись какие-то вещи.
У стены на широкой постели под ватным одеялом лежала женщина, толстая, непричесанная, жирные ее руки покоились поверх одеяла.
Ольга Николаевна освободила ближайший стул, придвинула его к постели, достала стетоскоп и сказала:
— На что вы жалуетесь, Мария Федоровна?
— На все я, милая, жалуюсь, — басовито прогудела женщина. — На все как есть.
— Ну, давайте я вас осмотрю, выслушаю.
Она откинула тяжелое, дурно пахнущее одеяло. Больная вздрогнула. Начался осмотр.
— Почему вы такая нервная? — удивилась Ольга Николаевна. — До вас дотронуться нельзя.
— Как же мне не быть нервной, — громко пробасила больная, — если мой муж изменяет мне на каждом шагу. Как он в коридор, я за ним, И с кем-нибудь уже стоит. Ну, я терпела, терпела, потом собрала ему чемодан, говорю: «Катись». А он говорит: «Площадь общая». — «Ах, — говорю, — общая?» И стала его выживать.
