Отодвинувшись на край сиденья, он брезгливо поглядывал на своего неподвижного соседа.
Тумов ждал их. По лицу Игоря Озеров сразу понял, что в лагере что-то произошло. Пигастера и старика сдали под опеку экспедиционного врача, а Озеров и Батсур прошли в палатку Тумова.
За ужином Аркадий кратко рассказал о поездке. Тумов молча слушал. Даже упоминание о том, что Пигастер заговорил по-русски, казалось, не удивило Игоря.
Когда Озеров окончил свой рассказ, Тумов молча вынул из полевой сумки какой-то предмет и положил на стол.
Это был довольно крупный плитчатый обломок прозрачного кристалла. В свете электрической лампы он заискрился радужными огоньками.
— Такой величины алмаз! — вскричал пораженный Батсур. — Откуда?
Озеров взял кристалл и принялся внимательно рассматривать.
— Если это действительно алмаз, — сказал он наконец, — то это без сомнения самый крупный алмаз, который когда-либо находили на Земле. Эта плитка весит около килограмма. Откуда она?
— Ее нашел сегодня Жора среди галек в одной из расщелин плато.
— Она совсем не окатана, — заметил Озеров. — Все ребра остры. Она была одна?
— Конечно. Такие алмазы горстями не попадаются.
Озеров передал сверкающий кристалл Батсуру. Молодой геолог даже прищелкнул языком от восхищения.
— Ну? — спросил Тумов.
— Изумительный алмаз, — сказал Батсур дрогнувшим от волнения голосом.
— А ты что скажешь, Аркадий?
Озеров еще раз взял кристалл, долго разглядывал его грани и ребра в лупу, потом, тяжело вздохнув, положил на стол.
— Я не знаю, что это такое, — сказал он, — но, по-моему, это не алмаз.
Тумов подскочил на стуле. Схватив одной рукой поблескивающую разноцветными огоньками плитку, а другой сероватую пластинку какого-то минерала, он сунул их под нос Аркадию и заорал:
— Вот это корунд — ближайший сосед алмаза по твердости, как тебе хорошо известно. Смотри! — Он провел краем блестящей плитки по пластинке корунда. На корунде осталась глубокая резкая царапина. — Видел! Не алмаз? А режет корунд, как масло…
Озеров снова взял сверкающую плитку, еще раз оглядел ее, царапнул по корундовой пластинке и вернул Тумову.
— Это не алмаз, — решительно повторил он. — Это вещество гораздо тверже алмаза. Еще одна загадка…
* * *
Трехдневные поиски удивительного минерала, который Тумов назвал алмазом, не дали результатов. Ни среди галек по сухим руслам расщелин, ни в зеленовато-коричневом песке не попадалось ни одной его крупинки.
Озеров первым предложил прекратить поиски.
— Надо сначала выяснить, что это такое, — твердо заявил он, — а потом уже искать. Может быть, это вещество не имеет ничего общего с породами плато.
Мистер Пигастер после возвращения в лагерь не выходил из своей палатки. Тумову он передал через секретаря, что готов подписать протокол в любой момент.
Старый монастырский сторож угасал на глазах. Врач не надеялся довезти его живым даже до ближайшей больницы. Старик отказывался принимать пищу и лежал неподвижно, безучастный ко всему. На вопросы он не отвечал и не открывал глаз. Все попытки Озерова и Батсура заставить его говорить окончились неудачей. Первые дни старик еще шептал что-то, потом он уже не разжимал губ.
На четвертый день после возвращения из монастыря прекратился треск в наушниках радиопередатчиков. Радистам удалось установить связь с Тонхилом и сообщить, что в лагере экспедиции находится тяжело больной человек, которого необходимо срочно госпитализировать.
Утром была получена ответная радиограмма от Зундуйна Очира с просьбой подготовить вблизи лагеря посадочную площадку для санитарного самолета.
Тумов сразу же поехал на поиски посадочной площадки.
* * *
Озеров, сидя в палатке, задумчиво листал страницы полевых дневников. Заглянул Батсур.
— Ничего не придумал, — сказал Аркадий в ответ на вопросительный взгляд молодого геолога. — Куча разрозненных наблюдений и фактов. Многие сомнительны. Не хватает чего-то самого главного. Никогда еще я не казался самому себе столь беспомощным.
— Если бы старик заговорил, — со вздохом заметил Батсур.
— Скорее всего он унесет в могилу то, что знает. И еще вопрос — знает ли он что-нибудь важное.
— А если остаться здесь на неделю, две, — предложил Батсур, испытующе поглядывая на Озерова.
— И что делать?
— Продолжать работы на плато.
Озеров с сомнением покачал головой, встал из-за стола.
— Через несколько часов прилетит самолет, — сказал Батсур.
Они вышли из палатки. Ветра не было. Сухой тяжелый зной висел над пустыней. Жаром дышало мутноватое голубовато-фиолетовое небо, жар бил от раскаленной каменистой почвы, жаром тянуло от близких черно-коричневых обрывов.
Доктор с одним из рабочих натягивали белый тент над санитарной палаткой.
— Такой жары еще не было, — сказал доктор, поднимая залитое потом лицо. — Пью и потею, потею и пью.
— Как сегодня ваш пациент? — спросил Озеров.
— Одной ногой он уже там… — На подвижном лице доктора появилась выразительная гримаса. — Второго шага не даю ему сделать уколами. Но это вопрос часов.
— Отчего, по-вашему, он умирает?
Доктор снял шляпу и вытер платком мокрую лысину.
— Я мог бы оглушить вас десятком диагнозов, среди которых на первом месте стояли старость и общее истощение, но… — он запнулся.
— Но… — повторил Озеров.
Доктор смущенно засопел.
— Я не могу сделать необходимых анализов; это только предположение, может быть чересчур смелое. По-моему, он умирает от лучевой болезни.
Озеров и Батсур переглянулись.
Тихий стон донесся из палатки. Доктор поднял марлевую завесу и шагнул в темный прямоугольник дверей. Озеров и Батсур вошли следом за ним.
Старик лежал неподвижно. Он был настолько худ, что очертания костей проступали сквозь тонкую ткань простыни. Казалось, на койке лежит скелет. Глаза старика были закрыты, но губы тихо шевелились. Доктор взял безжизненную руку, нащупал пульс. Озеров и Батсур склонились к самому лицу больного, стараясь разобрать, что шепчут бескровные губы.
— Кажется, он зовет кого-то? — тихо спросил Озеров, взглянув на Батсура.
— Тс, — прошептал молодой монгол. — Вероятно, это имя мальчика. А что, если попробовать?..
— Цамбын! — снова прошептал старик.
Батсур мягко, но решительно отстранил доктора и Аркадия от постели больного, стал на колени и положил руки на грудь старика.
— Я — Цамбын, — тихо, но внятно сказал он по-монгольски. — Я вернулся к тебе. Ты слышишь меня?
