— Хватит, товарищ Ефетов. Разведчик должен все мгновенно схватывать. Ну, какого же типа этот танк?
— Похож на «королевского тигра», товарищ старший сержант.
— А что вы скажете о его шкуре?
Разведчик бросил еще одни беглый взгляд на корпус танка:
— Окраска камуфлированная. Серьезных повреждений на броне незаметно…
— Так-так! — Старший сержант укоризненно покачал головой. — Серьезных повреждений незаметно, однако хищник сложил все же голову. А что вы скажете, товарищ Казарин? — обратился он к другому разведчику.
Ефрейтор Казарин, высокий спокойный парень, привыкший все делать обстоятельно и не спеша, медленно обошел подбитую машину и доложил степенно:
— На танке есть следы нескольких попаданий снарядов, но нет ни одной пробоины. Наверное, шкура этого «королевского тигра» на редкость прочная. Полагаю, что его таранили наши танкисты. Вот ясные следы вмятин на корпусе. От этого мотор, видимо, вышел из строя.
— Объяснение верное, — согласился Нечаев, — однако наблюдение неполное. Вы ничего больше не заметили?
Казарин молчал. Ему казалось, что он ничего не оставил без внимания, а разведчик Ефетов сказал неуверенно:
— На броне танка бубновый туз нарисован…
— Ну, это пустяки, — возразил Нечаев, — а вот главное-то вам и не бросилось в глаза, хотя мы мимо танка почти каждый день по два раза ходим. На люк его обратите внимание. Вчера еще был он плотно закрыт, а теперь крышка его открыта и лежит слегка на боку, будто одна из петель ее оторвана. А ну, Ефетов, взбирайтесь на танк!
Ловкий маленький Ефетов быстро взобрался на громоздкий корпус танка и тряхнул крышку люка:
— Так точно, товарищ старший сержант. Правая петля крышки люка подпилена. Следы подпилки свежие. Вот даже опилки видны. — Он потер что-то между пальцами, понюхал и добавил: — Олифой пахнет. Ножовкой, видно, кто-то орудовал и олифой ее смазывал, чтобы закалка стали не отпускалась от трения… Я ведь слесарем до армии работал, знаю эти вещи.
«Странно, — подумал Нечаев, — кому это могла вдруг понадобиться крышка люка? Подбитые танки начали уже свозить на трофейные склады. Возят их туда целиком. Зачем же нужно было отпиливать крышку?»
Выходило, что интересовался ею кто-то из людей посторонних, и это насторожило Нечаева.
Темой сегодняшних занятий была «техника наблюдения за полем боя». Но прежде чем расположить свое отделение в специально отрытых окопчиках, с тем чтобы проверить глаз разведчиков на движущихся макетах, Нечаев обратил их внимание на пустую консервную банку, валявшуюся в зарослях ельника.
— Поднимите-ка эту штуку, — приказал он Ефетову.
Разведчик проворно выполнил его приказание.
— Так-с! — Старший сержант внимательно рассматривал банку. — Что вы можете сказать о ней, товарищ Ефетов? Давно ли она валяется здесь?
Ефетов бросил беглый взгляд на ржавую жесть и уверенно кивнул:
— Давно, товарищ старший сержант, Если даже в сухую погоду заржаветь успела, значит не первый день лежит здесь.
— Так ли? — усомнился Нечаев, хитро прищурясь. — А вы как думаете, Казарин?
Ефрейтор ответил:
— По-моему, банка недолго здесь пролежала. Ржавчина-то лишь наружную часть ее покрыла, внутри ни одного пятнышка нет. Выходит, что вскрыли ее недавно.
И этот ответ не удовлетворил старшего сержанта.
— А разве не могла вскрытая банка долго пролежать и не заржаветь? — снова спросил он.
— Могла, — согласился Казарин.
— Что же требовалось для этого?
— Нужно, чтобы в ней были жирные мясные консервы.
— Теперь подведем итог, — предложил старший сержант и вопросительно посмотрел на ефрейтора.
— Итог такой будет, — Казарин помедлил: — Либо консервы были мясные — тогда банка могла пролежать тут долго и не заржаветь, либо рыбные, тогда банка лежит здесь недолго, так как рыбные консервы почти все с томатом или соусом, от которых жесть моментально ржавеет. На прованском же масле бывают только шпроты да сардины, а они в разнарядке армейского сухого пайка не числятся.
— Что же гадать — вы понюхайте, — предложил старший сержант.
Казарин взял банку у Ефетова, деловито поднес ее к носу и несколько раз с шумом втянул в себя воздух.
— Определенно рыбные консервы в ней были, — доложил он, — и их не раньше как утром сегодня кто-то опорожнил. Запах совсем еще свежий.
— И это все? — спросил Нечаев, в свою очередь понюхав консервную банку.
— Нет, не все. Консервы в этой банке были не армейские.
— А какие же?
— Гражданские, — убежденно заявил Казарин. — Кильки ведь, как известно, не подходят для сухого армейского пайка, так что определенно лакомился ими не военный человек — не солдат во всяком случае. А офицеру тоже нет нужды закусывать в такую раннюю пору здесь под кустиком.
Нечаев улыбнулся, сказал одобрительно:
— Правильный анализ дали вы этой посудине, товарищ Казарин. Учитесь у него тонко мыслить, Ефетов.
Так умел старший сержант Нечаев случайную консервную банку, спичечный коробок или окурок папиросы обратить в наглядное пособие и учить на нем своих разведчиков аналитическому мышлению.
Возвращаясь с полигона и проходя мимо подбитого немецкого танка, Нечаев снова остановил свое отделение.
— А ну, товарищ Ефетов, — сказал он, — обследуйте-ка еще раз «труп» этого «королевского тигра». Не нравится мне что-то его подпиленная крышка.
Вслед за Ефетовым и сам Нечаев взобрался на танк. Вдвоем они легко подняли крышку и сразу же заметили, что теперь и вторая петля ее была слегка подпилена.
— Так-с, так-с, — пробормотал старший сержант, — выходит, что и второй петлей кто-то занялся. Как, по-вашему, Ефетов, с добрыми ли намерениями это делается?
— Трудно сказать, товарищ старший сержант…
— Вовсе не трудно, — перебил его Нечаев. Нагнувшись, он поднял небольшой обломок стальной пластинки и протянул ее Ефетову: — Что это, по-вашему?
— Обломок полотна ножовки! — удивленно воскликнул Ефетов. — В прошлый раз его тут не было. Я ведь с этого места опилки сгребал.
— Вот и получается, — заключил Нечаев, — что первую петлю отпиливал кто-то спокойно, не поломав ножовки, а вторую только начал — сломал ножовку. Выходит, что торопился. Не нравится мне это.
Всю дорогу до части подпиленная крышка люка не выходила у старшего сержанта из головы. Раза два он вынимал из кармана обломок ножовки и внимательно рассматривал его. На ножовке, видимо, было написано название завода, но на обломке остались только три буквы. Их сочетание показалось старшему сержанту необычным.
