потому что ты сейчас копаешься только в своей душе…
– Конечно, в своей. В чьей же мне еще копаться?
Суворов махнул рукой и сказал:
– Ладно. Раз так, так так на так, и всё задаром.
– Значит, стреляться, – сказал Залесский. – Оно и шло к этому.
– Да, в десяти шагах. Мой секундант Анвар. Ваш?
– Георгий.
– Как Георгий?.. Хорошо. А если не согласится?
– Согласится. Я же говорил, он чище нас. Да, договоримся, доктора не будет.
– Доктор, Серж, нам уже не поможет.
– Как и дамы. Дамам, Сонечка (ты же прекрасно знаешь! ), на дуэли находиться противопоказано. Увы, категорически запрещено.
– Кем? !
– Кодексом чести.
– Какой? Ты посмотри вокруг…
– Мигрень, не дай бог, случится мигрень.
Лавр наклонился к Залесскому и тихо сказал:
– Если кто насмерть, закопать тут же.
– На месте дуэли, – кивнул головою Сергей.
Георгий крепко спал и не сразу услышал стук в дверь. Когда в дверь стали стучать ногами, он встрепенулся, прислушался к шуму, пару секунд ничего не соображая, кинулся к дверям. В дверях стоял Лавр сильно навеселе.
– О господи, Лавр, не мог подождать до утра, – недовольно пробурчал Георгий. – Который час? Три ночи. Мы в двенадцать только добрались до Питера.
– Только? – заурчал Лавр. – А мы в двенадцать только приступили к главному блюду вечера. К жаркому. Умопомрачительный барашек. С кровью…Крови еще много будет.
– Лавр, иди проспись. Утром поговорим.
– Скоро, скоро просплюсь. Потом. А сейчас, братишка, извини, дела. Кстати, и тебя придется уж потревожить. Извини. Обещаю впредь больше не тревожить. Честное слово.
Георгий понял, что брата преследует идея. Да, теперь до утра будет душу рвать.
– Погоди, умоюсь. Ты бы тоже умылся. А то…несвеж. Да разденься, не в вагоне же…
Когда он вошел в комнату, Лавр чертил на листе бумаги какой-то план.
– Залесского нигде и духу нет, – сказал, зевая, Георгий. – Впустую промотались. Анвар всю дорогу бормотал: «Чую, он где-то рядом. Зря поехали за город». Может, оно и так.
– Так-так, – кивнул Лавр, не прекращая своей работы. – Зря не зря, но бесполезно, это я вижу. Залесский вон, через три номера, дрыхнет без задних ног.
– Как дрыхнет?
– Молча. Пардон, с храпом, как конь. Можешь послушать. Он двери не закрывает.
– Ничего не понял. Ты это серьезно?
– Какой ты, однако, непонятливый, – раздраженно произнес Лавр. – Ну кто это шутит в три часа ночи?
«Да уж, – подумал Георгий. – Кроме тебя, некому».
– Смотри вот сюда, – позвал Лавр, раскладывая на столе три листа бумаги. На первом был план местности. На втором, скорее всего, план дома. На третьем – множество квадратиков, частично подписанных. – Вот, смотри. По ходу помечу, что не успел. Слушай внимательно. Может, еще разок умоешься холодной водой?
– Нет, – зевнул Георгий. – Я все-таки надеюсь еще сегодня поспать.
– Не надейся, – резко сказал Лавр. – В шесть утра едем за город…
– Очень мило.
– У меня с Залесским дуэль. Ты его секундант.
Вот это называется ушат холодной воды! Георгий даже встряхнул головой.
– Вижу, проснулся. Сперва слушай это, а потом про дуэль. Времени мало. Мне еще надо побыть одному, привести мысли в порядок, помолиться. Слушай. Записывать не надо. Возьмешь эти листочки. Вот тут, на плане местности, я ничего писать не буду, чтоб ни одна душа, кроме тебя, не догадалась, где эта местность. Что сейчас скажу, запомни. Спросить будет не у кого.
– Что-то у тебя, брат, мрачные мысли. С такими на дуэль не ходят.
– Ходят. Я, брат, уж семь лет на войне. Каждый день дуэль. Привык. Так вот, эта деревенька под Волоколамском. От Москвы сто верст. Красивейшие места, но угол достаточно глухой и не такой…революционный, как другие. Перфиловка– запомнишь? Вот тут, не доезжая до Волоколамска, налево. Пять верст по проселочной дороге, будет лесок, идешь прямиком в него, а там, на озерке, избушка на курьих ножках. Увидишь. Хозяин старик, еще бодрый, со старухой. Дом мой. Он при нем до конца пусть живет. Зовут его Иван Петрович. Бабку – Феней. Отчества не знаю. Изба самая обыкновенная, но есть подпол. Огромный. И вход туда не из дома, а из погреба. Вот отсюда. Чертить не стану. Запомнишь.
– Может, ты мне сперва все-таки скажешь, что это за страшная тайна?
– Скажу. В этом подвале архив. Огромный архив нашего семейства. От Александра Васильевича идет. От его сына и дочери. Много чего от наших дедов и родителей. Веришь ли, я полгода жил там, и каждый день просматривал, перелистывал, а не просмотрел и половины.
– И там всё ценно?
– Всё! Это единственное, что осталось от наших предков, а значит, и от части России. Да и от нас с тобой. Что останется завтра после меня?.. В Риме жили обыкновенные люди, но тысячи лет сделали из них полубогов и героев. Нас первые же сто лет превратят в ничто. Потому что нашим потомкам будет всё равно. Что потомкам? Уже сейчас всем всё равно. Сохраним хотя бы то, что собрали до нас. Я полагаю, заваруха в России надолго. Может, и навсегда. Надо сохранить, Георгий! Тебе постараться, твоим детям, внукам. А там, как получится.
Георгию в эти предутренние минуты, когда во всем мире была лишь синяя тишина, почудились нити, связывающие его и брата с далекой избушкой, с полководцем Суворовым, с родителями, с неведомым братиком Левушкой, умершим в младенчестве, с неведомым будущим, в котором для архива наверняка будет создан музей.
– Принеси попить. Горло пересохло. А я подпишу квадратики.
Минут десять он подписывал, а когда закончил, Георгий внимательно ознакомился с содержимым архива. Полсотни шкафов, ящиков, коробок с книгами, документами, трудами по геральдике, военному строительству и прочими свидетельствами ушедшей эпохи, предметы украшения, небольшая коллекция картин русских художников восемнадцатого – первой половины девятнадцатого века, оригинальные произведения искусства и народных промыслов.
– А вот в этом шкафу тройное дно, две планки, шурупы отвернешь, разберешься. Там икона Богородицы с документами. Что смотришь? Документы не Ее, семейства Суворовых. Рукописная книга в старинном переплете. Уникальная вещь! В ней история династии Романовых, расписанная по годам их правления, расписанная ими самими или регентами. Что-то вроде дневника. Год правления – одна страница. Информация как тротил. Будь осторожен с ней. Не проболтайся. За нее в Подмосковье всю землю на три метра сроют.
– Как удалось вести его на протяжении трех веков?
– Вот этого, брат, не знаю. Признаться, сам был поражен. Еще там дамские побрякушки, золотишко, прочий хлам. На первое время хватит. Это трать…Ну, храни тебя Господь. К шести будь как штык. Зайди обязательно к Залесскому. Пошли, покажу,
