В отчаянной борьбе преследуемый слон не жалеет нападающих родственников и наносит им тяжкие удары. При этом достается и слоновожатым. Случается, что обезумевший от ран дикий гигант бросается бежать, не обращая внимания на преграды, наталкивается в ослеплении на деревья и сваливается в какой-нибудь овраг, увлекая за собой и одомашненного родича с погонщиком. Обычно все трое гибнут.
Во время такой охоты строго запрещается стрелять, за исключением случаев, когда зверь может ускользнуть или нанести человеку смертельное увечье.
Гауду, или беседку в виде большого ящика, прикрепленную ремнями к слоновьей спине, некоторые охотники заменяют открытым седлом, особенно если промышляют в местности неровной, холмистой или в джунглях. Но это довольно опасная замена, потому что слоны во время охоты приходят в азарт и забывают, что верхом на них сидят люди — всадника так трясет, что он может выпасть и разбиться.
При втором способе — он годится только весной, во время течки у слоних — применяют загоны, обнесенные заборами.
В Бирме и в Индии такой способ называется кеддой, что в буквальном переводе означает «загон» или «загородка», но так случилось, что этим словом стали именовать и способ охоты.
Из толстых бревен и неотесанных древесных стволов устраивают круглый загон. Место выбирается такое, где растет особенно любимая слонами трава. Бревна при этом должны быть очень крепкие, потому что животные сильны и напористы. Внутри первого забора ставится другой. Расстояние между бревнами оставляется такое, чтобы человек прошел свободно, но слон не мог даже головы просунуть. Между двумя заборами образуется коридор шириной около четырех метров, снабженный раздвижными барьерами.
Когда загонщики и разведчики выследят стадо — выпускают для приманки отлично знающих свое дело дрессированных самок. Слонихи начинают искать самцов, забредая достаточно далеко и обнаруживая при этом изумительную ловкость и коварство.
Они подзывают жертву нежным криком, приближаются к ней с отлично разыгранной робостью, ласкают хоботом и, возбуждая страсть, незаметно подводят к загону. Дверь опускается, и «кавалер» попался. Удивительно одно: какое удовольствие находят слонихи-предательницы в этаком гнусном деле? Ведь сами они, вероятно, какой-нибудь год назад еще были свободны и беззаботно гуляли по лесу. Откуда же вдруг взялось такое полное, такое рабское подчинение человеку?
Но это еще не все. Заманив слона за забор, самка иногда ухитряется так его опутать веревками, что он не в силах защищаться. Тогда охотникам и делать больше нечего.
Но бывает и иначе. Приманенный «поклонник», увидев необыкновенные приспособления, вдруг проявляет недоверчивость дикаря и упирается, отказывается входить в загон, несмотря на заигрывание обольстительницы. Тогда она пронзительным криком выражает неудовольствие. На крик сбегаются ручные самцы, набрасываются на изумленного «донжуана» и заставляют его зайти в коридор. Если он заупрямится, они могут зашибить его почти насмерть, но, как правило, все-таки благополучно проталкивают внутрь. Тогда через промежутки между столбами в загон вбегают люди. Они протягивают по земле веревки, о которые пойманный слон спотыкается, и завладевают им, опутывая арканами.
Через полгода некогда дикое и злое животное становится образцом кротости и смышлености. Оно все понимает, управлять им может даже ребенок.
Отряд охотников, высланный самодержцем по указанию монаха, намеревался действовать по первому способу.
Командир отряда был на правах министра и имел от императора, как его представитель, неограниченные полномочия. Так как начальник округа своевременно не уведомил коронованную особу о нахождении там Белого Слона, то приказано было его немедленно сместить и выслать в Мандалай для привлечения к ответственности за такое важное упущение. Чиновнику грозило обвинение в государственной измене, пытки и мучительная казнь, так как никто и мысли не допускал, чтобы он не знал о присутствии священного животного в подведомственном ему участке. А если он и вправду не подозревал, то такая оплошность еще более отягощала участь несчастного в свете существующих обстоятельств.
Лодки и плоты были привязаны к берегу, усталые от двухдневной гребли матросы получили заслуженный отдых, а охотники двинулись по направлению к лесу.
Возглавляли процессию отборные конные разведчики, состоящие при самом властелине на случай, если его величеству вздумается поехать на охоту или возникнет необходимость поимки какого-либо слона.
Они получили самые подробные топографические указания и должны были рассыпаться веером в разные стороны, изучить в округе все следы и немедленно скакать к командиру, как только будет обнаружено что-нибудь серьезное.
В отряде насчитывались двенадцать слонов, из которых только на двух были гауды, а на остальных десяти — просто седла. На каждом исполине ехало по два человека: вожатый — на шее и охотник — в седле. В гаудах сидели: в одной сам министр, в другой — его чиновник.
Гауда, как мы уже говорили, представляла собой ящик, крепко привязанный ремнями к спине животного. В ящике было закреплено две скамейки — одна против другой, так что пара человек могла свободно сидеть, не мешая друг другу. Сзади гауды висело приспособление вроде кучерского седла для слуги, постоянно держащего зонтик и веер, даже если нет ни дождя, ни солнца — таков местный этикет — обмахивание веером помогает к тому же отгонять назойливых тропических мух, что никогда не мешает.
К углам ящика привинчивались железные кольца, в которые, если жарко, вставлялись столбики кисейной палатки; а если дождик, то натягивалась более плотная материя.
Палатка формой напоминала балдахин гондолы. Ее покрывали тентом.
Государевой гауде придавали форму трона. Верхнюю часть закругляли куполом и насаживали на нее хти — священную императорскую эмблему из позолоченного железа, ее можно встретить на куполах всех пагод.
До леса пришлось долго двигаться по выжженной солнцем равнине. Слоны мучились от зноя, хотя головы им выкрасили белой масляной краской. Вожатые боялись, как бы животные не пострадали от солнечного удара. Но вот стали появляться отдельные деревья, рощи, и вскоре открылся большой лес.
Вечерело. На опушке разбили лагерь. Свежих следов разведчики пока не нашли, встречались лишь давнишние, недель от трех или четырех.
Монаха это ничуть не удивило. Он объяснил, что трава на равнине выгорела от солнца и сделалась жесткой и невкусной, вследствие чего слоны перешли на другое пастбище. На следующий день к вечеру охотники, по его мнению, должны на них набрести.
