— Какие у него глаза! — размышлял Ванситтарт Смит. — В них видна сила, мудрость и усталость — невероятная усталость и отчаяние, которое невозможно выразить словами. Черт возьми! Я должен еще раз заглянуть в эти глаза! — Он встал и прошелся по египетским залам, но человек, возбудивший его любопытство, исчез.
Ученый снова уселся в тот же уютный уголок и вернулся к своим заметкам. Сперва его рука быстро бегала по бумаге, но вскоре строчки стали менее ровными, слова менее четкими, и наконец карандаш со стуком упал на пол, а голова ученого тяжело опустилась на грудь. Донельзя утомленный путешествием, он так крепко заснул в своем уголке за дверью, что ни говор туристов, ни шаги сторожей, ни даже громкий хриплый звонок, возвещающий о закрытии музея, не могли его разбудить.
Только около часу ночи Ванситтарт Смит глубоко вздохнул и открыл глаза. Лунный свет проникал через незавешанное окно. Взгляд ученого упал на мумии, пробежал по бесконечным рядам витрин. Только тогда он понял, где он и как сюда попал. Ванситтарт Смит отнюдь не был нервным человеком. В его сердце жила любовь к неизведанному. Потянувшись и расправив онемевшие руки и ноги, он посмотрел на часы и усмехнулся, разглядев стрелки на циферблате. Этот эпизод можно будет преподнести в форме забавного анекдота в очередной статье, чтобы оживить сухое и серьезное научное изложение. Со сна немного познабливало, но вскоре мистер Смит окончательно проснулся и почувствовал себя бодрым и освеженным. Не удивительно, что охрана проглядела задремавшего посетителя: ведь черная тень от двери скрывала его непроницаемой завесой.
Полная тишина. Кругом ни звука, ни души. Только мистер Смит наедине с мертвецами из мертвой цивилизации. Во всем зале не было ни одного предмета, начиная от сморщенного колоса пшеницы и кончая ящичком с красками, возраст которого не исчислялся бы четырьмя тысячами лет. Эти обломки древней цивилизации, выброшенные на берег бескрайним океаном времени, были доставлены сюда из величавых Фив, из роскошного Луксора, из больших храмов Гелиополя, из сотен гробниц. Ученый глядел на многочисленные молчаливые фигуры, смутно выделявшиеся из мрака. Его охватили благоговение и грусть. Он показался себе таким юным, незначительным. Облокотившись на спинку стула, мистер Смит задумчиво глядел на длинные анфилады залов, посеребренных луной, и вдруг заметил желтый свет далекой лампы.
Джон Ванситтарт Смит выпрямился на стуле. Нервы его были напряжены. Огонек медленно приближался, время от времени замирая на месте, а затем снова рывками продвигаясь вперед. Человек, несший лампу, шел совершенно бесшумно, в полнейшей тишине не было слышно ничего похожего на шаги. У англичанина мелькнула мысль о взломщиках, и он прижался глубже в свой темный угол. Вот свет уже близко, теперь он в соседнем зале, и все же не слышно ни звука. Трепет пробежал по телу мистера Смита, когда он наконец увидел лицо, как бы плывущее в воздухе. Вся фигура человека была скрыта во тьме, свет падал только на лицо — странное, возбужденное лицо. Глаза с металлическим блеском, мертвенная кожа… Ошибки быть не могло. Это служитель, с которым он разговаривал!
Первым побуждением Ванситтарта Смита было подойти к служителю и окликнуть его. Достаточно нескольких слов, чтобы объяснить положение. Несомненно, его тут же выпустили бы на улицу через какую-нибудь боковую дверь, и он преспокойно отправился бы в свою гостиницу.
Но в движениях человека, вошедшего в зал, было так много таинственности, он передвигался так осторожно, крадучись, что англичанин изменил свое намерение. Ясно, что это не был обычный обход помещения. На ногах служителя были войлочные туфли, грудь его высоко вздымалась, он озирался по сторонам. Притаившись в углу, Ванситтарт Смит сжался и напряженно разглядывал вошедшего. Он был уверен, что появление служителя связано с какой-то зловещей тайной.
Движения вошедшего были уверенными. Быстро и бесшумно он подошел к одной из больших витрин, вынул из кармана ключ и открыл ее. Сняв мумию с верхней полки, он с величайшей осторожностью и заботливостью положил ее на пол. Рядом поставил лампу, а затем, опустившись возле мумии на корточки на восточный манер, начал распеленывать ее длинными дрожащими пальцами. По мере того как спадали хрустящие бинты, зал наполнялся сильным ароматом: куски ароматического дерева и благовоний сыпались на мраморный пол.
Джон Ванситтарт Смит увидел, что эту мумию еще никогда не распеленывали. Процесс этот чрезвычайно заинтересовал его. Он трепетал от любопытства, его птичья голова высовывалась из-за двери все дальше и дальше. Он с трудом сдержал возглас изумления, когда служитель начал снимать последний бинт с тела, которому было четыре тысячи лет. Сперва появился целый каскад длинных черных, блестящих локонов. Второй виток обнажил низкий белый лоб с двумя изящно изогнутыми бровями. Третий открыл два глаза с густыми ресницами и красивый прямой нос, а после четвертого, последнего, витка показался нежный рот и прекрасно очерченный подбородок. Лицо было прелестно. Единственное, что его портило, — кофейного цвета пятно посередине лба. Перед Ванситтартом Смитом было чудо искусства бальзамирования. Глаза его расширились от восхищения.
Но впечатление, произведенное на египтолога, было ничтожным по сравнению с эмоциями странного служителя. Он вскинул кверху руки, забормотал какие-то непонятные слова, а потом, бросившись на пол около мумии, сжал ее в объятиях.
— Моя малютка, — горестно бормотал он по-французски, — моя бедная, бедная малютка! — Его голос прерывался от волнения, бесчисленные морщины дрожали. Ученый заметил при свете лампы, что глаза служителя оставались сухими, как два стальных шарика, на них не было ни слезинки. Несколько минут он лежал около мумии, лицо его судорожно подергивалось, он стонал и причитал над прекрасной женщиной. Вдруг неожиданно он улыбнулся, произнес несколько слов на неизвестном языке и энергично вскочил на ноги с видом человека, принявшего твердое решение.
В центре зала стояла большая круглая витрина, в которой хранилась — как это не раз видел мистер Смит — великолепная коллекция колец и драгоценных камней эпохи раннего Египта. Служитель быстро подошел к ней, отпер ее и распахнул настежь. На край витрины он поставил лампу и небольшой глиняный сосуд, который вынул из кармана. Затем, взяв из витрины горсть колец, он с очень серьезным и озабоченным лицом стал смазывать их одно за другим какой-то жидкостью из глиняного сосуда, разглядывая их после этого на свет. Испробовав таким путем первую партию колец, он был явно разочарован и, швырнув их обратно в витрину, вытащил другие. Одно из них — массивное, украшенное большим кристаллом, — он схватил, бросив остальные, и лихорадочно смазал содержимым своего сосуда. В то же мгновение он испустил радостный крик и дико взмахнул руками. Сосуд опрокинулся, жидкость, находившаяся в нем, потекла по полу к самым ногам англичанина. Служитель вытащил из-за пазухи красный платок и, вытирая жидкость, добрался до угла комнаты, очутившись внезапно лицом к лицу с мистером Смитом.
