Ну, а в Лубло сыграли такую свадьбу, на которой и сам городской староста упился.
Что же до молодого Черницкого, то кто же знает ― горевал он или нет: перед Каспереком он виду не показывал ни при жизни отца, ни после. Но что сердце его не раскололось на части, это уж точно, потому что уже в следующий год на масленицу подарил он его целым и невредимым одной девушке-литвиночке. По крайней мере, проезжие купцы привезли такую весть в Лубло Михаю Каспереку.
И действительно, так все и было, потому что, когда следующей весной Касперек снова привез свои бочонки с вином в Варшаву, отправившиеся вместе с ним в дорогу Янош Файор и Иштван Келемен много позднее дали вот такие свидетельские показания: молодая хозяйка еще на крыльце встретила гостей и произнесла такие слова, которым те поначалу и не придали большого значения:
― Скоренько же ты вернулся, дорогой мой муженек!
― Весьма сожалею, что не твой я муженек, ― усмехнувшись, отвечал Михай, по утверждению свидетелей, ― Я всего только поставщик вашего супруга, Касперек из города Лубло. И привез я вам заказанные им вина.
То ли вечерние сумерки помешали хозяйке рассмотреть прибывших, то ли близорука она была ― свидетели никак объяснить этого не могли, ясно только, что хозяюшка готова была на шею броситься прибывшему. («Гм, ― заметил все же старый Иштван Келемен, ― покойная госпожа Черницкая точно так же поступала и с моим покойным хозяином».)
Возможно, все это к делу и не относится, хотя я говорю «возможно» потому, что оно-то как раз и есть та самая «курья ножка», на которой вертелась сказочная избушка.
Маленькая проворная литвиночка смущенно заулыбалась и сказала:
― Добро пожаловать, господин Михай Касперек. К сожалению, мужа моего нет дома, уехал он к бедной своей матушке, потому как она заболела, а мне наказал, что, когда привезут вино, велеть сгрузить его в подвал, а пустые бочонки, как обычно, возвратить вам.
И шустро, будто веретено, обернулась и мигом принесла им ключи от подвала, мурлыча себе под нос свою литовскую песенку:
Хорошо бедняку:
Спит на собственном боку.
Вместо подушки в голова
Стелет добрые слова.
Сверху вместо одеяла
Укрывает ветер шалый.
Не страшен вор ему, обман:
Вся постель его ― туман.
Отдала она ключи работникам Касперека, те скатили честь честью бочонки с вином в подвал. А подвал тот лучшими в мире винами был полон. Большущие стоведерные бочки стояли там, и на каждой было вырезано изображение какого-нибудь святого апостола или сценка на библейский сюжет. (По ним можно было хоть всю христианскую религию изучить с помощью такого веселого метода.) Стояли бочки стройно рядком, словно дома на улице города ― по рангу и по заслугам святых. В бочке Иуды кислое дешевое винишко. (Иного и не заслужил предатель.) Бочка с изображением святого Павла была наполнена красным вином из Сексарда (может быть, в награду за то, что он бросил валахов?). Во чреве смиренного святого апостола Иоанна клокотало эгерское, так называемая «бычья кровь». В бочке святого Антония ― гранатового цвета бургундское. (Как видно, отсюда-то и пошло название «антонов огонь».) Целую улицу из бочонков образовывали сокровища Рейна, еще в одном переулке выстроились испанские вина, а дальше, в конце подвала, куда можно было попасть лишь через небольшую дверь, в боковом помещении, где с черных стен свисали клочья серой паутины, стояли только маленькие бочонки, замурованные в стену, чтобы кто-нибудь не приделал им «ноги». Здесь начиналось царство токайских вин, где с каждым бочонком были обязательно связаны какие-то легенды или памятные даты. Из этого, к примеру, пили на коронации Стефана Батория. А вот из того турецкий султан обычно заказывал вина для своих любимых одалисок. Там же стояли такие старинные бочонки, из которых, может быть, пивал сам император Сигизмунд, еще когда передавал в залог город Лубло...
Словом, что вы ни говорите, а этот мир подземный очень даже в другом мире, в том, что над землей...
А что если отыскать бочонок, про который старый Черницкий однажды сказал своему сыну:
― Есть у меня один волшебный бочоночек, уж когда он покатится да скажет: «Цып, цып», ― все эти курочки с коронами да с гербами на дворянских дипломах сами к тебе сбегутся?
Нашел кто-нибудь однажды этот бочонок или нет, теперь можно только догадки строить. Одно точно, что когда Черницкий-младший возвратился из Кракова, он того волшебного бочонка больше не видел. Многое говорило о его гневе. И большая часть признаков оказалась на спине хозяюшки-литвинки. (После чего она недели три не носила открытых платьев.)
А Черницкий бегал, обезумев, по своему винному подвалу, да искал бочонок.
― Эй, баба, баба, где бочонок-то?
― Какой еще бочонок?
― Тот, на котором написано: «Кермецкий урожай».
― Ну уж было бы из-за чего такой переполох поднимать? Хотя бы токайское вино в нем было! А то!
Но Черницкий рвал волосы на голове и как угорелый носился по винному погребу.
― Молчи ты, баба, молчи! Он же доверху был набит кермецким золотом!
Теперь настал черед хозяйки испугаться, и они уже вместе принялись искать. Обшарили все углы, все закоулки в подвале, но увы ― «волшебного бочоночка» и след простыл.
Знаю, будут на меня сердиться некоторые читатели за то, что в моих повестях мужчины секут женщин кнутом. Но я все равно обязан рассказать вам, что Черницкий, желая выместить злобу, действительно сек жену, однако замечу при этом, что ему и самому было жалко исполосовать белоснежные ее плечи синими бороздами.
― Пусть тебя господь покарает, смешливая лягушка, за твою беззаботность! Неужто ты не могла получше присмотреть за этим ворюгой Каспереком? Разве по его роже не видно, что он ― негодяй? Или, может, он понравился тебе, распутным твоим глазам? Знаю я вашу подлую породу! Наверное, еще и ужином его угостила? Вот тебе, вот тебе, паршивка! ― Пуф, пуф! ― щелкал кнут. Но поверьте, это был не какой-нибудь безжалостный ременный бич. Такую нагайку я и самому себе пожелал бы. Потому что нагайкой была длинная, до пят распущенная коса пани Катарины. Ею разгневанный Черницкий и хлестал жену, весь в мыле от гнева и отчаяния. ― Увез негодяй Касперек заветный бочонок вместе с пустыми бочками! Или, может, ты сама его ему отдала? Ну так вот катись за ним следом и возвращайся домой не иначе, как только восседая на том бочонке. Добывай бочонок как хочешь ― с помощью судей или своей смазливой мордашки!
Пани Катарина прихватила с собой адвоката и, меняя где ложно перекладных лошадей и нигде не останавливаясь на отдых, помчалась в Лубло, вслед за Каспереком.