Сенников говорил спокойно, но в его голосе едва заметно пробивались капризные нотки.
— Нет, пониже.
— Но все-таки не в долине?
— Скоро увидите.
— Я почему спрашиваю, товарищ старшина… — все так же капризно тянул Аркадий. — Ведь здесь зимой ветры, говорят, бешеные. И если мы будем на высоте, то…
Пряхин отвечал неохотно, отрывисто, поводя натруженными плечами, и казалось, что он сердится:
— Ничего… Место нам определено на южных скатах. А ветры здесь северные… преимущественно. Понятно? От восточных нас прикроет главный хребет.
— Боюсь, что на таком взлобке все ветры будут… преимущественные, — уже сердито отрубил Сенников и засвистел.
«Почему он такой уверенный в себе? — подумал Губкин. — Всегда скажет последнее слово, всегда сделает все по-своему. И за себя постоять умеет. А я обязательно застесняюсь или струшу. И в школе я какой-то не такой был… Даже в футбол не играл. — Саша вздохнул и опять взглянул на сизый дымок, который так же ровно тянулся вверх. — Вот ведь живут люди в настоящей тайге и ничего не боятся, а мне, когда назначили идти на пост, стало страшно. А почему? Ведь я же ничего еще не знал, а все равно сердце сжалось. А здесь красиво».
Шуршала опадающая листва, всхрапывала лошадь, мягко поскрипывала двуколка.
— Принять вправо! — крикнул Пряхин.
Ездовой натянул вожжи, лошадь покорно повернула вправо. Неподалеку, карабкаясь на склоны сопок и пропадая в просеках, побежала шеренга ослепительно-желтых, новеньких телеграфных столбов.
— Нажимай! — веселея, крикнул Пряхин.
Лошадь, почуяв под ногами старую хрящеватую дорогу, рванулась вперед, и Андрей Почуйко, крикнув: «Тю, скаженная!» — снял горный тормоз. Двуколка весело затарахтела по корневищам и камням.
Минут через двадцать дорога вышла на порубку. Наверно, все эти новенькие телеграфные столбы, что так резво взбирались на склоны сопок, росли когда-то на этой порубке. На ее краю стоял особенно толстый, усиленный подпоркой столб. С него свешивался парный провод с закрученными в кольцо концами. Неподалеку от столба был вход в землянку. Стекла ее окна ослепительно отсвечивали на солнце, и оттого землянка казалась веселой и доброй, словно соскучившейся по жильцам. С другой стороны столба чернел закопченный очаг с двумя рогульками, лежал патронный ящик с бурыми мазками крови на боках. Вокруг большого плоского камня стояли обрубки бревен. Видно, камень служил строителям линии столом, а обрубки бревен — стульями.
— Сто-ой! — все так же весело крикнул Пряхин.
Солдаты остановились, молча огляделись.
Метрах в ста от стоявшей на пологом гравийном склоне землянки неслась горная речушка. Над ней, провисая почти до самой воды, вытянулся узенький мостик с матово поблескивающими на солнце, точно лакированными, перильцами. За рекой тянулась лесистая долина, а дальше поднимались отроги главного хребта. Вправо нахохлилась пнями порубка, за ней вставала золотисто-зеленая стена леса. Влево кустарник, потом почти голые, крутые горные склоны. В расселине между ними неслась тугая, резко сузившаяся здесь, глухо ворчащая река. За расселиной она в пене и солнечных бликах вырывалась в долину и разливалась свободно и лениво. За этой долиной поднимались новые разноцветные сопки.
Губкин посмотрел на них с тревогой — тоненького, как тростинка, дымка над этими дальними сопками уже не было.
— Странно… — задумчиво сказал он.
— Не странно, а скучно, — процедил Сенников и отвернулся.
— Что странно? — переспросил Почуйко.
— Да вот, понимаешь, над той сопкой был дымок, а сейчас пропал.
— А что же это я не бачив дымка…
— Ему померещилось, — через плечо бросил Сенников.
— В самом деле, какой дымок? — вмешался Пряхин. — Где?
— Вон там, товарищ старшина, — показал Губкин, — тоненький такой. Вы его заметить не могли — он от вас двуколкой был загорожен. А я смотрел и думал.
Сенников сердито шепнул Почуйко:
— И чего, дурак, болтает… Старшина потом выяснять погонит — не нарадуешься. — И уже совсем другим тоном уверенно произнес: — Да не было там никакого дымка, ему просто померещилось. Вон и Почуйко ничего не видел.
— Вас не спрашивают, Сенников. Помолчите! — остановил его Пряхин. — Так вы точно видели дымок, Губкин?
Губкину почему-то стало стыдно, будто его уличили во лжи.
— Да… точно, товарищ старшина. Видел я дымок, — он помолчал и робко добавил: — Ну не мог же я ошибиться…
«Вот и начинается возня с этими неоперившимися птенцами», — поморщился Пряхин. — Послушайте, товарищ Губкин, ведь вы же солдат. Вы должны уметь отвечать командиру точно и ясно. Понятно? — терпеливо объяснял он, и в его серых, глубоко сидящих глазах мелькнула усталость. — Ведь от вашего ответа может зависеть командирское решение, а значит, и ваша судьба. А вы и доложить забыли и сейчас путаетесь. Понятно? Отвечайте точно — был дымок или не был?
— Да… Был как будто дымок… — Саша краснел все сильней и сильней. Руки почему-то мешали ему, он начал теребить подол гимнастерки. — Видел я дымок. А вот куда он делся…
— Видел… — насмешливо протянул Аркадий Сенников и вскочил с обрубка. — Померещилось, а теперь всех путает.
Молчаливый ездовой яростно сплюнул под ноги, с силой потянул на себя веревку, которой был укреплен брезент на двуколке, и сердито сказал:
— Был дым. Я видел. А сейчас пропал.
И ездовой и сразу обрадовавшийся Губкин показали Пряхину направление. Старшина долго смотрел на разноцветные склоны сопки, потом пожал плечами:
— Странно… Строители ушли давно. Охотники сюда вряд ли придут — знают, что стройка шла, дичь распугана. Да если б и забрели, так днем, им костер жечь некогда — охотиться надо. Искателям женьшеня — то же самое. Ну кто еще? Геологи? Но они всегда лагерем становятся и если уж начнут костер жечь, так надолго. А населенных пунктов километров на пятьдесят в округе нет. — Старшина прихватил большой сильной рукой тяжелый подбородок, опять пожал плечами и добавил: — Во всяком случае, наблюдайте. Знаете сами — побережье здесь недалеко Сразу за главным хребтом. Мало ли кого можно там высадить. В общем — посматривайте.
Ездовой, Почуйко и Губкин притихли, с опаской посматривая на дальние сопки. Никто уже не замечал ярких осенних красок. Горы казались хмурыми и затаенными.
— Ну что вы, товарищи! — Аркадий рассмеялся. — Ведь от тех сопок до нас — день ходьбы. Значит, волноваться можно только с завтрашнего дня.
Всем сразу стало ясно, что Сенников прав, и солдаты, улыбаясь ему, повеселели. Даже старшина Пряхин посмотрел на Сенникова почти с уважением. Этот упрямый парнишка, кажется, и самый находчивый, и наиболее самостоятельный из всех его подчиненных, а такие люди Пряхину нравились: из них выходили отличные солдаты и хорошие командиры. Аркадий сразу уловил смену настроений и, казалось, даже мысли старшины и все так же весело, даже озорно, словно подчеркивая свое бесстрашие, предложил:
