— Дорогой друг, я — патриот, но не шовинист и спокойно выслушаю любое суждение о моей стране, особенно от такого человека, как вы. Итак, говорите, прошу вас.
— Нет сомнения, что с тысяча семьсот шестьдесят шестого по тысяча восемьсот сороковой год по количеству и результатам морских экспедиций Франция превосходила все страны, в том числе и Англию. Не могу без восхищения вспомнить о Бугенвиле[5], Кергелене де Тремареке, Лаперузе, Пагэ, Маршане, Лабиландьере, д’Антркасто, Фрейсинэ, Диперре, Вайане, Дипети-Туре, Лапласе, Трегуаре, Дюмон-Дюрвиле — блестящих исследователях… Но согласитесь, во второй половине века ваша страна стала все реже принимать участие в экспедициях.
— С чего вы взяли, сэр Артур?
— Мне кажется, хоть Эберман и был резок, и заслуживает порицания, но он сказал правду.
— Ошибаетесь, — с живостью возразил д’Амбрие, — могу с ходу назвать вам нескольких современных французских исследователей: маркиз де Компьень и Альфред Марш в Габоне, де Браза в Конго, Жан Дюпи в Тонкине, Крево, Туар, Кудро и Винер в Южной Америке, Солейе в Сенегале, Карон в Тимбукту, Жиро на Великих Африканских озерах, Бро де Сен-Поль Лиас в Малайзии, Пинар на Аляске, Нейс и Пави в Индокитае, Бонвало, Капю и Пепин в Азии. Все они и еще множество им подобных занимались географическими исследованиями на собственные средства или мизерные субсидии государства.
— Именно это и дает мне право осуждать пассивность вашего далеко не бедного правительства, а также равнодушие тех ваших граждан, которые владеют солидным капиталом. Они не желают вкладывать деньги в славные предприятия. Скаредность не позволила им даже оплатить подписной лист несчастного Густава Ламбера, в то время как у нас или в Америке любой миллионер поспешил бы субсидировать его экспедицию! Вряд ли, дорогой коллега, вы назовете французского мецената, такого, как наш Томас Смит, полностью оплатившего экспедицию Бафайна, или такого, как Бут, который дал Бассу восемнадцать тысяч ливров, или четыреста пятьдесят тысяч франков! А американец Генри Гриннелл, кредитовавший доктора Кени, или швед Оскар Диксон, который оплатил расходы шести полярных экспедиций, после чего снарядил судно «Вега» Норденшельда. Американец Рьер Лорияр дал деньги вашему соотечественнику Шарнейю для путешествия на Юкатан. Гордон Биннет оплатил все расходы Стенли, отправившегося на поиски Ливингстона, а затем снарядил судно «Дженнет»! Если государство или миллионеры отказывались субсидировать экспедицию, простые граждане несли путешественникам свои скромные сбережения. Так что общенациональные подписные листы позволили капитану Холлу снарядить «Поларис», немцам — отправить в плавание в полярные моря «Германику» и «Ганзу», а американцу лейтенанту Грили дойти до восемьдесят третьего градуса широты и опередить нас, англичан, на пути к полюсу!.. Что скажете на это, дорогой д’Амбрие?
— К тому же всем известно, — миролюбиво добавил Прегель, — что мужественные французские исследователи нередко вынуждены из своих скудных средств оплачивать все расходы по экспедиции. И это делает им честь.
— Мы рады воздать им хвалу за отвагу и выдающиеся заслуги. Итак, дорогой Серяков, давайте считать инцидент с докладом бедняги Эбермана исчерпанным.
— Знаете, что больше всего меня возмутило, — сказал Серяков, — что этот старик старался как можно больнее задеть французов! Будь он помоложе, честное слово, я бы…
— Выходит, — помрачнел Прегель, — вы нас ненавидите, вы, наши вчерашние друзья?.. Послушать вас, так можно подумать, что вы — француз!
— Не требуете же вы, чтобы мои французские друзья питали к вам добрые чувства?
— Я знаю, что это невозможно… Французы злопамятны.
— Черт возьми! Как великодушно вы прощаете обиды, которые сами же и нанесли!
— Не понимаю.
— Сейчас объясню. Германия сражалась с Францией[6], это была дуэль между двумя нациями, словно между двумя джентльменами!
— Прекрасно!
— Но что бы вы все сказали, отними победивший джентльмен у побежденного часы или бумажник? Я не знаю, как это называется по-немецки, но по-французски определяется весьма выразительным словом, которое я не решаюсь произнести. Ведь Эльзас-Лотарингия дорогого стоят![7]
— Серяков!..
— Уже второй раз вы обращаетесь ко мне весьма странным тоном, вам не нравится то, что я говорю, так скажите об этом прямо! В Англии производят прекрасную сталь, и, я думаю, здесь найдутся два острых лезвия, чтобы утром мы могли побрить друг друга!
Прегель бледнел и едва сдерживался, чтобы не произнести то роковое слово, после которого примирение уже невозможно.
Сэр Артур Лесли, большой любитель спорта, как и всякий истый англичанин, обрадовался возможности быть свидетелем поединка и пальцем не пошевельнул, чтобы предотвратить назревавшую ссору. Напротив, она забавляла почтенного джентльмена, который был слегка навеселе. К тому же стравливать противников, чтобы извлечь из этого выгоду или развлечение, было в обычаях политиков его страны.
Но тут поднялся во весь свой богатырский рост д’Амбрие и сказал:
— Господа, позвольте мне вас помирить, поскольку предмет вашего спора имеет ко мне непосредственное отношение.
Прегель и Серяков попытались его остановить, но безуспешно.
— Прошу вас, господа, меня выслушать, — настойчиво продолжал д’Амбрие, — а уж потом решите, как поступить. Если Франция, как утверждают, была во все времена достаточно богата, чтобы платить за свою славу, то и для оплаты своего поражения у нее тоже хватило средств. Она без возражений выплатила победителям наложенную на нее контрибуцию[8] в миллиарды франков и не хранила бы так долго память о тяжелых днях войны, если бы не жестокое увечье, нанесенное ее земле.
Ни англичане, ни русские, потерпев поражение в войне с французами, не затаили против них ненависти, то же самое можно сказать и о Франции. Франция всегда выказывала милосердие к побежденным, а русские и англичане в свою очередь не подвергали ее позору, когда победа бывала на их стороне, не отторгали ее земель. Немцы же оккупировали часть французской земли[9] и теперь удивляются, что их там не любят. На их глазах Франция истекает кровью от нанесенной ей раны, а они вопрошают: «Почему французы нас ненавидят и стремятся к реваншу?» Поставьте себя на мое место, господин Прегель, ведь вы — патриот. И скажите, что вы подумали бы, принеси мы жертву, которую требует от нас ваше правительство?! Мы не можем быть друзьями! Не можем забыть причиненное зло! Это было бы преступлением. И не удивляйтесь, что к западу от Вогезов[10] идут какие-то приготовления.
