Tо tell the truth, тяжкое время настало для Некоторого царства!
Стало оно беднеть и хиреть, да так, что многие уже иноземцы жадно поглядывали на вожделенные земли, леса и луга. Оно и понятно: это всегда так. Как ослабел хозяин, так тут же, откуда не возьмись, прибегают всякие вертихвостые шакалята и начинают скалить зубы.
И что делать царю-то? Рецептов конечно много. Но все сводится к построению инновационной экономики и оптимизации государственного управления. То бишь, говоря по-людски, надобна наука, дабы народ не бедствовал и государство богатело. Но наука и знания бесплатно не купишь, и без труда не достанешь. Специалисты заморские стоят дорого, а учитывая их заинтересованность в…кхе-кхе…в интересах собственной страны, приглашать их – что самому себе петлю на потолке вязать. «Покупайте, люди добрые, совсем недорого, всякие средства для самоубиения. Простые и с фантазией!».
То-то. Со стороны грамотеев приглашать – что своей жене чужого мужика из соседней деревни приводить для исполнения супружеских обязанностей по взаимной договоренности сторон. Может оно и умно, и цивилизованно, да как-то не так, как надо. Надобно своих умных людей выращивать, как растят в родной землице лук да репу. Но где же умных сыскать, когда и грамоте-то не каждый обучен, а что ни боярин или государственный муж – то либо олух, либо казнокрад, коих свет не видывал.
– Стража! – закричал царь и топнул ногой. От трона отвалился поручень и с грохотом покатился по полу. – Бляха медная, на поясе носимая! Не, ну ничего делать не умеют. Косорукие! – ворчал себе царь под нос, пытаясь приладить все на место.
– Так точно, царь батюшка! – взял под козырек появившийся витязь Кирило Евсеевич, начальник стражи. – Чего изволишь?
– Думы меня одолевают тяжкие про державу нашу, обидою сердце полнится… Короче, Евсеич. Поганые у нас перспективы, того и гляди, загнется наше Некоторое царство. Ты посмотри только, даже трон – и тот сделать не могут, прохиндеи. Стоило мне ногой топнуть – поручень возьми и отвались. Хорошо, что сейчас… А кабы б при иноземных послах. Вот было бы потехи всей тусовке царско-королевской, вот бы ухахатывались бы они с меня. Да что там с меня! Над народом бы нашим потешались бы…
– Не печалься, царь-батюшка. Авось как-нибудь все и образуется. Может советников тебе покликать, али скоморохов, чтоб отвлекли от дум тяжких шутками да прибаутками, – участливо заговорил Кирило Евсеич.
– Да куда там. У меня советники – те же шуты, а может и хуже. Только от шуток и ужимок их не смешно уже, а тошно. Тошно, понимаешь. Надуваются важностью, и слова говорят умные, да все без толку. Пузырики говорящие, мать их за ногу! Что и научились за все время – так это из казны деньги тянуть, да с мужика поборы брать за всякую мелочь. Вон Селивана Никифоровича возьми. Сколько я дал ему из казны на дорогу от стольного града Горохова к Лапотному порту ? Пятьсот тысяч золотом и серебром столько же! И что, разве построено что? Изба красна у Селивана, поболе моего дворца, да лошади знатные, от купцов заморских куплены. А уж что у него за морем творится, то такое сказывают: целый гарем завел себе, окаянный. И каждой любаве своей – по дворцу золотому, да с павлинами и прочей роскошью. А дороги нет, грязь одна. И мужик везде бедствует, хлеб до амбаров довезти не может. Так и гниет в полях… И что говорит мужик этот у себя дома, как чарочку-другую опрокинет? Меня, царя, клянет последним словом, изгаляется. И поделом… Ты послушай только! Весь путь веничком промели да пылью выбоины засыпали – и типа на века. Ну что тут сказать! А-я-яй, скверные матерные слова к горлу подкатываются, прямо не стерпеть!!!
– Да, государь, тяжкое дело. А почем же ты, батюшка, не велишь снять башку с негодника, казнокрада Селивана Некифоровича? Ай не заслужил он?
– Кирилушка, милый, еще как заслужил. Да не только не могу казнить негодника, но даже и с поста снять не могу. Ведь он, подлец такой, с иноземной королевской тусовкой на ноге короткой. Чуть я что, они мне – не смей, право международного не блюдешь. И таких Селиванов – полон двор. Свергнуть грозятся, бунтовшикам золото дают… Горе, истинно горе на земле нашей, Кирилушка, – по лицу царя, по носу-картошке покатились слезы. – Обсели со всех сторон друзья окаянные, товарищи-супостаты. Знаешь, как у мужика бывает: что сидят в доме его, поят водкою, а потом, пока пьян, вынесут сии товарищи все имущество, еще и оправятся посреди светлицы. А мужик видит все, серчает, а подняться не может, ибо водкою всю силушку отняли. Так и с царством нашим.
– А чего ж делать-то нам, как спасать землю нашу. Али не победим бунтовщиков, али супостатам не врежем по зубам…
– Нет, не врежем вот так, с бухты-барахты. Помнишь, как годков эдак пять назад соседушка наш, хан Берендей, вздумал королевской тусовке перечить. Говаривал: не буду более по дешевке добро народное отдавать, цену буду справедливую брать. И казну вывозить за море запрещу, и всякое дело воровское буду пресекать… И что, чем кончил наш соседушка? Сначала товары его брать запретили, потом бунты в селениях возбудили… А далее дорожечка-то протоптана, поди. «Прочь тирана, защитим правое дело, культуру и демократию!» – во всех газетах трубить начинают, глашатаев рассылают. А на завершающем этапе вкатили корабли да всадников послали: вот и пришел Берендеюшке конец. Камня на камне ж не оставили, а его самого в темнице удавили. И кто удавил – свои же удавили!
– Помню батюшка то дело. Верно говоришь, не оставили от царства Берендеевого камня на камне. Но есть ли у тебя, государь, мысль какая спасительная?
Царь поправил корону на седой голове и тяжело вздохнул. В тишине хоромов отчетливо было слышно, как гудит где-то за окном мохнатый шмель.
– Есть один калика перехожий, Нестором его величают. Так вот, он говаривал, что одна надежа осталась для царства: отрок ученый из Волшебного Мира. Говаривал, что есть где-то Волшебный Мир, населенный мудрецами такими, каких свет наш никогда не видывал. Но попасть в тот Мир непросто, только Нестор знает, как это сделать. Оттуда нужно привести отрока, ведь старцы там такие мудрые, что никто в этом мире не сможет их даже понять. И вот отрок тот, советы его, в нем только и вижу я спасение! – глаза царя устремились куда-то в даль. Было даже непонятно, говорит ли он серьезно, или же просто начал бредить.
Кирило нахмурился и сказал, членя слова.
– Небось-то сказки
