занялась ногами.
На ногах были штаны, крепкие, из брезентовой ткани. Уже легче. Они полностью промокли и неприятно холодили, липли к телу, но зато хоть спасали от мошки. А вот босые ступни — это ужас. Я похлопала по карманам. В них обнаружилась какая-то мелочевка. Но это потом.
Что же делать с ногами? Сапоги-то утонули.
Мой взгляд заметался по сторонам. Справа от того места, где я чуть не утонула, одна лиственница оказалась выкорчевана ветром и у её гигантского корневища темнела земля. Болотистая, сизовато-оливковая глина, которая превратилась в клейкий глей. Возвращаться было страшно до крика, но ступни так разнесло от укусов, да и чесались они, зудели немилосердно. Лишь могучим усилием воли я подавляла острое желание чесать, чесать, чесать. А вот стоило только отвлечься — и пальцы сами скребли по коже, доставляя острое наслаждение пополам с болью.
Но нет, нельзя.
Отгоняя липкий страх, я схватила какую-то сучковатую палку и ткнула промеж кочек. Палка с хрустом треснула, и я чуть не рухнула туда, вниз.
Нет, так дело не пойдет.
Рядом росли тонюсенькие молодые осинки. Я потянулась к ближайшей, нажала и с трудом, раскачивая туда-сюда, но таки обломила гибкий ствол. Используя ее как палку (хоть и хлипкая, но всё же), я тыкала впереди и вокруг, прежде чем сделать шаг.
С кочки на кочку.
С кочки на кочку.
Пару раз моя палка проваливалась в тину почти полностью. И тогда сердце испуганно ёкало, а по позвоночнику холодной змеей пробегал липкий ужас.
Наконец, я добрела до выхода пласта глея и зачерпнула полную горсть сизой, трясущейся как холодец, липкой массы.
Обратно я возвращалась по своим следам, которые на рыхлой подушке желтоватого сфагнума были видны более чем отчетливо.
Выбравшись, наконец, на высокий сухой берег, я обессиленно рухнула. Но расслабляться было рано — мошка назойливо догрызала босые ноги. Я густо намазала липким глеем ступни и щиколотки. Хоть на какое-то время защитит от гнуса.
Немного посидела, приходя в себя и давая глине подсохнуть. Когда на ногах застыла более-менее плотная корочка, я вытерла руки пучком сфагнума, поднялась и осмотрелась. Засиживаться здесь, на болоте было нельзя. Нужно выбираться.
Вот только куда?
Понятное дело — подальше от болота.
Я находилась на небольшом, поросшем хвощем и морошкой возвышении, вдали виднелись увалы. Очевидно, мне лучше туда. Возможно, я пришла совершенно с другой стороны, но там зато возвышение и я смогу хотя бы осмотреться. И решить, что делать дальше.
Тяжело наваливаясь на палочку-выручалочку, я поплелась дальше, старательно огибая болото. Напрямую было раз в пять ближе, но так рисковать я боялась.
Идти было тяжело, ноги резались об осоку, корневища тальника немилосердно кололись, но выбора не было. Хорошо хоть трава была сухая и моя глиняная "защита" пока держалась.
На возвышение карабкалась долго, тяжело дыша, как бурлаки на Волге. Воздуха под сеткой не хватало. До пояса я была мокрая от пота, ниже пояса — от болотной воды. Солнце припекало все сильней, но при этом я не сохла. Едкий соленый пот заливал глаза, выжигал ссадины на лице, одежда прилипла к спине, но я всё шла и шла, не останавливаясь.
Нужно сперва выбраться и понять, остальное — потом.
Наконец, я преодолела последние метры и оказалась на сухом водоразделе. На макушке песчаный раздув был лыс, зато вокруг густо зарос хвощем, арктоусом, багульником и голубикой. Я осмотрелась. Высота холма была не так чтобы очень, но все же давала возможность оглядеться. Сзади меня раскинулось огромное болото, окруженное лесом — оттуда я пришла, справа и слева — такие же ряды увалов, между нами — опять болотина. Далеко, вправо, за третьим холмом от меня ясно зеленела полоса леса. Очевидно, березы. Это давало надежду, что там сухо и нет болота.
На холме дул небольшой ветерок и мошку хоть немного сдувало.
Поэтому я, наконец, решилась сделать то, что хотела уже примерно последние полчаса — пописать. И хоть мошки здесь было значительно меньше, чем на болоте, всю мою задницу моментально облепил гнус (мужикам не понять, им значительно в этом плане легче). За те пару секунд они искусали меня там так, что я чуть не плакала. Торопливо натянув штаны, я яростно почесывала искусанные зудящие места через ткань, но это не помогало. Ко всему от солнца глина на ногах растрескалась и начала отваливаться кусками, оголяя кожу. Туда сразу же лезла мошка и загрызала.
Что же так не везет!
Я похлопала себя по карманам. Отойдя к небольшому обрыву, туда, где чуть сильнее обдувало, я уселась на землю, погрузив босые ступни в пылеватую супесь.
Вот так пока хорошо.
Я выгребла все, что было из карманов и осмотрела: небольшой складной ножик, размокшая в кашу коробка спичек, грязный мужской носовой платок, огрызок карандаша, блокнотик в коричневой коленкоровой обложке, подтаявшая карамелька и надорванная полупустая пачка сигарет "Беломорканал", тоже порядком размокшая. Неужели я это курю?
Голова заболела опять. Отложив вопросы с курением на потом, я открыла блокнотик. Страницы были влажные и листались с трудом. Примерно треть была исписана мелким каллиграфически-бисерным почерком. Я вчиталась: описание террас, растения на латыни, индексы почвенных профилей и еще какая-то хрень. Ладно, с этим я разберусь позже. Беглый осмотр никаких ответов на мои вопросы не дал. На руке были небольшие механические часы "Заря" на порядком потертом кожаном ремешке. Часы остановились, так что определять время я могла лишь примерно, по солнцу.
Страшно было то, что я вообще ничего не помнила. Вот как осознала себя на болоте, а до этого — ничего. Я силилась понять, вспомнить, но тщетно. Только еще сильнее разболелась голова.
Решив пока не тратить время на всё это, я поставила перед собой новую задачу — нужно добираться в тот дальний лес. Конечно, уходить с сухих продуваемых холмов было не самой правильной идеей, но выбора у меня всё равно нет, нужно срочно искать дорогу и выйти к людям.
Разрешив себе посидеть еще целых пять минут, я аккуратно разложила вещи по карманам. Носовой платок был невероятно грязным, я брезгливо посмотрела на него, но выбрасывать пока не стала.
С ногами нужно было что-то делать, и то срочно. Я сняла капюшон и откинула сетку, позволяя солнцу подсушить залитое потом лицо. На голове у меня была ситцевая косынка, я попыталась стянуть ее. С трудом, но это получилось. Косынка когда-то была белая, в мелкий очевидно розовый цветочек, сейчас же она была бурой от грязи и крови. Там, ближе к затылку, у
