мне. Сама села напротив, закурила и, усмехнувшись, сказала:
— Положение твое, Боренька, по оценкам не явившихся на прощальный ужин друзей, прямо скажем, неважнецкое. Надеюсь, ты оценил это как надо?
— Сам как-нибудь разберусь со своим положением.
— Никакого положения. Вакуум. Торричелева пустота. Надеюсь, ты понимаешь, что навсегда закончил свое существование в окрестном эфире? В Москву тебя тоже не пригласят, в ближнее и дальнее зарубежье, тем более. В остатке твоя прежняя профессия — учитель русского языка и литературы. «Войну и мир» ты, по-моему, основательно подзабыл, а Салтыкова-Щедрина даже не раскрывал.
— Пришла выпить кофе из черепа поверженного врага?
— Не преувеличивай — какой ты враг? Вся эта история только подняла рейтинг канала. Так что мы тебе должны быть только благодарны.
— Хороша благодарность!
— В целях воспитания. Прекрасный пример для остальных. Руку кормящего не кусают.
— Я-то, дурак, считал, что это мы вас кормим. А вы только перераспределяете заработанное нами. В свою пользу, естественно.
— Ты это серьезно или по обыкновению валяешь дурака?
— Из-за того, что ты и твой благоверный так и не разобрались в этом вопросе, я и очутился в вакууме. Точное определение, между прочим.
— Благоверный ни при чем. Прекрасно знаешь, он добряк. Творческими вопросами занимаюсь я. Это я потребовала, чтобы тебя выкинули к чертовой матери. Перекрыла кислород на других каналах. Давно искала повод, пока ты сам не подставился с этой своей дурацкой передачей.
— Спасибо, конечно. Хотелось бы только понять, чем вызвана такая нелюбовь именно ко мне? Не скажу, что мы были друзьями, но, по-моему, у нас были нормальные отношения. Я даже был влюблен в тебя, и ты относилась к этому вполне благосклонно, пока не появился Андрей…
— Заткнись!
— Запросто. Не я затевал этот разговор и не я у тебя в гостях. Не хочешь говорить — ради бога. Будем считать, что наши отношения ушли в окончательное прошлое.
— Пока мы живы, окончательного ничего не бывает. Насчет наших отношений… Будем считать, что они только начинаются.
— Не понял.
— Ты должен найти Андрея.
— Извини, я иногда туго соображаю.
— Ты должен найти мне Андрея. Кроме тебя, никто этого не сделает. Все, что с тобой произошло, я устроила специально. Чтобы тебе некуда было деться. Чтобы ты согласился.
— Согласился на что?
— Найти Андрея.
— Зачем?
— Я его люблю.
Я с изумлением смотрел на «железную» Ольгу.
Утром следующего дня под изумленными взглядами бывших коллег я прошел коридором студии и вошел в приемную, где толпилось довольно много народа. Беспорядочный гомон общего разговора стих, как по команде. Все уставились на меня.
— У себя? — спросил я вскочившую со своего стула Аллочку и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет. Но тут же вернулся и, подмигнув совершенно растерявшейся Аллочке, сказал: — Кофе. Большую кружку. Без сахара.
Главный редактор канала молча показала мне на кресло рядом с собой. Напротив стоял большой телевизор. Не глядя на меня, Ольга спросила:
— Сколько ты вчера выложил на свои похороны?
— Извини, забыл.
Она придвинула ко мне несколько крупных купюр.
— Хватит?
— Смотря на что.
— Закажи точно такой стол и пригласи всех, кого приглашал вчера.
— Интересный эксперимент. С какой целью?
— Хочу лишить тебя последних иллюзий.
— С какой целью?
— Все с той же — воспитательной.
— И кого же ты хочешь из меня воспитать?
— Человека, который будет верить только мне одной.
— Верить или беспрекословно подчиняться?
— И то и другое.
— Так не бывает.
— Почему?
— Вера должна основываться на доверии и свободе выбора. Беспрекословное подчинение убивает и то и другое. Слепое подчинение — это недоверие к самому себе. А если человек не верит себе, он никогда не поверит другому.
Она задумалась. Потом тихо сказала:
— Андрей тоже не хотел зависимости. Ты ведь знаешь, что он исчез за неделю до свадьбы?
— Я знаю только, что ты ему отказала и вышла замуж за другого.
— Это было потом. После того как он вернулся. Сказал, что еще не оправился после ранения, что боялся сделать меня несчастной. А для меня самым большим несчастьем был его страх.
— Страх?
— Он не верил мне. Не верил, что я его люблю, что хочу всю жизнь быть с ним рядом.
— Извини, но, кажется, у него были основания…
Мне показалось, что она меня ударит. В глазах плеснула такая ненависть, что я невольно отодвинулся. Огромным усилием воли она сдержала себя, резко поднялась, прошлась по кабинету, остановилась напротив. Я поневоле смотрел на неё снизу вверх.
— Ты еще не приступил к работе, а уже сомневаешься. Если ты не веришь, что я, как сумасшедшая, продолжаю любить его, а он — во всяком случае, тогда — был без ума от меня, то лучше уходи. Считай, что никакого разговора у нас не было.
— И я по-прежнему за кадром?
— Навсегда.
— Ладно, верю.
— Если бы он не любил меня, он бы не исчез.
— Парадоксально, но определенный смысл в этом есть. Твой знает об этом?
Я невольно покосился на портрет Леонида, стоявший на столе.
— Он прекрасно относился и относится к Андрею. Они были друзьями.
— Друзья у Леонида Яковлевича?.. Свежо предание…
— Снова не веришь. Это в последний раз. Смотри…
Она взяла одну из кассет, грудой лежавших на столе, поставила её в видеомагнитофон и включила. На экране телевизора замелькали кадры явно любительской съемки. Совсем юная, очень красивая и очень счастливая Ольга. Дурачащиеся, смеющиеся Андрей и Леонид. Вот они побежали наперегонки по песчаному пляжу. Андрей на несколько шагов опередил Леонида, подбежал к Ольге, подхватил её на руки, закружил. Леонид смеялся…
Дверь кабинета распахнулась. На пороге в инвалидном кресле сидел Леонид. Несколько секунд он всматривался в кадры на экране, потом неторопливо подъехал ко мне и протянул руку.
— Рад, что ты согласился, — спокойно сказал он. — И не держи зла. Она считает, что для настоящего творчества нужен мощный импульс. И стимул, соответственно.
Он повернулся к экрану, где в это время был крупный план что-то рассказывающего Андрея.
— Когда он исчез, я задействовал все свои связи — и легальные, и нелегальные. Полгода ни слуху ни духу. Потом неожиданно — письмо. Мои мужики кинулись по адресу, но его там уже не было.
— Я ему все расскажу сама, — сказала Ольга и с деланой заботливостью отряхнула пиджак мужа от пепла сигареты, которую тот, по своему обыкновению, не выпускал из руки.
— Она придумала грандиозную вещь, — сказал Леонид, влюбленно и настороженно глядя на Ольгу. — Я подсчитал — если ты это дело раскрутишь, рейтинг нам обеспечен. «По следу беглеца»! Почему? Куда он бежит? От кого? Что ищет? Это же
