ветер, и дождь, и холод. Наверное, не существует истории, которой бы лорд Смерть не слышал. Я почувствовала, как начали смыкаться мои веки.
— Милорд, я не спала три ночи от голода и укусов насекомых, — произнесла я. — Теперь я усну?
Он встал.
— Пытаешься показать свою храбрость? Это меня не разжалобит, — сказал он, более гордый, чем любой король.
У меня вовсе не было таких намерений, однако я ответила:
— Я и правда храбрая, сэр. И всегда была такая. Едва родившись, я уже встретилась со смертью — так мне постоянно твердит Бабушка. Смерть вошла в меня с первым моим вдохом. Я втянула ее в себя, говорит Бабушка, и раскричалась так, будто у меня разрыв сердца, и даже молоко мертвой матери не утешило меня. Отец стал искать вас, чтобы встретиться со своей покойной женой, и умер еще до того, как у меня прорезался первый зуб. Так и случилось, что бремя моего воспитания легло на дедушку с бабушкой. А когда я прожила достаточно долго, чтобы полюбить дедушку, он тоже умер. Я общалась с вами, сэр, всю свою жизнь.
Его бледное, суровое лицо смягчилось.
— Ты выросла не только красивой, но и честной, Кетура, — сказал он, — ибо все сказанное тобой правда. Сколько тебе лет?
— Шестнадцать, сэр, — ответила я. Мне на руку вскарабкался жук, но у меня не было ни сил, ни желания смахнуть его.
— Шестнадцать… Я забирал и моложе.
Он наклонился ко мне. Я затаила дыхание, однако он лишь смахнул жука с моей руки. Я почти не почувствовала его прикосновения, ощутила лишь исходящий от него холод. Взглянула ему в лицо, всмотрелась в резкие, но благородные черты, словно высеченные из драгоценного мрамора.
— Если бы я решил выбрать себе невесту, — промолвил он, — она обладала бы твоей храбростью.
Каково это, подумала я с ужасом, — быть женой Смерти?
— Сэр, — проговорила я, — но я не могу выйти за вас замуж! Я… я слишком молода.
Какое жалкое оправдание! Многие в нашей деревне вступали в брак и в более раннем возрасте.
Мне показалось, он вздрогнул. А затем рассмеялся леденящим, надменным смехом:
— Это было не предложение руки и сердца, а всего лишь комплимент.
Если бы я не была так слаба, то покраснела бы от стыда.
И тут он сказал:
— Ты и в самом деле слишком молода для замужества, Кетура. И слишком молода, чтобы умереть. — Он упер руки в бока, его плащ развевался на ветру, которого я не ощущала. — А посему я окажу тебе милость: выбери кого-нибудь, кто умер бы вместо тебя, — и останешься жить.
— Вы имеете в виду, чтобы кто-то другой…
— Всего лишь назови имя, и да будет так, — ответил он. Его голос, опять твердый и властный, эхом отозвался в лесу. — Выбирай!
Я подумала о нашей бедной, убогой деревушке, приткнувшейся в дальнем углу королевства, и в сердце моем заныла тоска. И селение, и всё в нем было мне дороже всего на свете.
— Нет, сэр, я не могу.
— Твоя бабушка стара, — сказал он. — Я в любом случае скоро приду за ней. Выбери ее, тем более что она в этот самый момент молится о том, чтобы я забрал ее жизнь вместо твоей.
— Я отклоняю ваше предложение, сэр, — отвечала я трепеща, — потому что я очень люблю Бабушку, и жизнь, которую вы мне подарите, покажется мне без нее бесцветной и жалкой.
— Мне еще никто никогда не отказывал!
— Я отказываю, сэр.
И тут мне показалось, что его темные глаза слегка потеплели. Какое же это было облегчение! Я подумала, что, возможно, произнесла еще не последние свои слова.
— Как насчет Регента? — спросил лорд Смерть. — Насколько я понимаю, всё, чего ему хочется — это петь в небесном хоре. Это я могу устроить. В таком душевном состоянии он все равно быстро загонит себя в могилу.
Я помотала головой.
— Сэр Смерть, ежели бы вы услышали, как он играет на органе, вы бы поняли, почему он не подходит. Даже самая печальная его музыка делает пасмурный день радостным, а уж о солнечном и говорить не приходится.
— Тогда как насчет Портного? — Он отвел от меня взгляд и посмотрел, как я заподозрила, в сторону деревни. — Хотя одна его половина живет ради детей, вторая половина жаждет смерти, чтобы вновь соединиться с покойной женой. Он тоже скоро придет ко мне.
— Но он нужен своим детям, сэр, и как можно дольше!
— Ну хорошо, тогда деревенская сплетница. От нее одни неприятности.
— Она всем улучшает настроение, потому что всегда может рассказать о ком-нибудь, чьи дела еще хуже, чем у тебя. Нет, сэр, пожалуйста, не надо ее!
— В деревне много стариков.
— Сэр, каждого из них любит кто-то молодой. Вы разобьете их сердца! К тому же у старых людей полным-полно грехов, и им нужен лишний день, чтобы их искупить.
— Есть множество младенцев, которые совсем без греха. Я мог бы все сделать быстро и безболезненно. Выбери кого-нибудь — мне безразлично кого.
Я ахнула.
— Да я лучше умру три раза, прежде чем… — Я проглотила пыль, забившую мне горло. — Нет, сэр, пусть это буду я.
— Говорю же, твоя храбрость тщетна. Все равно многие из них умрут, причем гораздо скорее, чем ты думаешь.
— Сэр, что вы хотите этим сказать?
— Грядет чума, — ответил он.
Чума!
— А те, кто останется в живых, — продолжал он, — пожалеют, что не умерли — так велика будет их скорбь по ушедшим.
Чума. Чума! Слово гудело в моей голове, словно колокол.
— Я… я скажу им, что надо бежать, — выдохнула я. Сидя у общего костра, я слышала рассказы о чуме, настолько страшные, что в них невозможно было поверить.
— Даже самый резвый конь не сможет ускакать от чумы, — возразил лорд Смерть, и, хотя он сказал это без сожаления, радости в его голосе я тоже не услышала.
— Когда придет чума? — настаивала я. — И откуда?
Лорд Смерть молчал.
— Да говорите же! Скажите, как ее остановить!
— Даже если бы ты осталась жить, не в твоей власти остановить чуму. Ваш владетельный лорд, возможно… Да нет, даже его усилия будут напрасны. Ваш хозяин превратил свои владения в руины.
Я не могла понять, какое отношение нерадивость нашего хозяина имеет к чуме, но спрашивать не хотела — я бы тогда не удержалась от рыданий.
— Но тебя я мог бы пощадить, — проговорил он.
Я словно проснулась после трехдневного сна. Мысли закрутились вихрем, в центре которого билось одно-единственное слово, черное и тихое: чума. Мне нужно прожить хотя бы еще немного, чтобы
