ей, на. Завидую, на…
— Ты ей завидуешь? — удивился Ур.
— А хули, на? Такая же тупая, как и я, на. Только её все хотят выебать, а меня все больше уебать. Обидно, на.
— Пытаешься быть самцом — готовься, что требовать будут как с него. А это, периодически, больно. Скажи еще, что я не прав?
— Прав, на…
— И в чем проблема?
— Не знаю, на… Просто, иногда, заебывает, на…
— Все в твоих руках. Сделай ебало попроще, найди себе самца и вперед.
— Не, на… Это дети, кухня, вся хуйня, на… Я так не умею, на. Мне с Келпи заебись, на.
— Ну тогда делай, что умеешь и не ной. Следующие…
Сварив еще кофе, Барабашка потопала на корму. Там Михай с Багиром смотрели на болтавшийся на буксире сухогруз. Точнее, на стоявший поверх крышки второго трюма трофейный катер.
— А як ви думаете, пане..? Якщо Федир катер покоцав, але витягли ми, то чий це трофей вважаеться?
— Когда ты утка падстрэлыл, а собака вытащыла, то чэй утка?
— Ни. Така аналогия тут не застосовна.
— Почэму?
— В першу чергу тому, що ми з вами не собаки. А навить якщо и з такого боку дивитися, то собаку все одно за це годувати належить.
— Проставытся!
— Тю… Та навищо нам це «проставиться»? У нас того добра у самих вистачае…
— Вах, ты чэго ко мнэ прыстал!? Чэго ты мнэ душу мотаэшь!? Я нэ знаю, как эго дэлыт надо! Сэйчас уйдэм, успакоымся и там, нэ торопясь, разбэрэмся! Чэго тэбэ этот катэр, нужэн, что ли!?
— А може и нужон? Штука редкая, цени — нималой. Якщо продавати — частки будуть хороши. Якщо оставляти — теж треба видразу виришити, чие, хто господар? А то може ничие? Тоди мое буде!
— Э-э-э!!! Патом, я сказал! — Багир махнул на приятеля рукой, хотел закурить, но заметил Барабашку, — Вай, красавыца — ты чэго нэ спыш?
— Вахтам кофе ношу! Будете?
— Канэшна!
Жестом фокусника Багир извлек из кармана плоскую шайбу, снял крышку, взмахнул и та превратилась в стакан. Барабашка аж охнула от удивления.
— Нравыца? Я дэлал!
— Красиво! А она не протечет?
— Нэт! Лэй!
Барабашка налила ему кофе и Багир поднял стакан повыше, чтобы продемонстрировать, что не вытекло ни капли. Михай не стал выпендриваться, а достал простую эмалированную кружку, протер чистой ветошью и подставил сперва под кофейник, а потом, воровато оглянувшись, сунул Багиру. Тот тоже зыркнул по сторонам, взял крышку от своего складного стакана, отвинтил штырек к которому крепилось колечко и налил из скрытой в крышке фляги по глотку коньяка в каждый кофе. А остатки влил в себя.
— Харашо!
— Ваше здоровья, пан… Пани… — чокнувшись, механики принялись цедить кофе, — Чудова кава. Прям те, що зараз и треба.
— Спасибо! А кто-то еще дежурит?
— Да! Но ты нэ сможэшь им налыт кофэ.
— Почему?
— Потому, что аны во-он там дэжурят! — Багир указал в сторону «Марибэль», — А у тэбя там много кофэ осталось?
— Ага!
— Тогда сама почэму нэ пьэшь? Ты жэ тоже ночью дэжуришь? Давай я тэбэ кружку дам — пасыдыш тут, выпьэшь с намы кофе!
— Ви, пане, були б обережнишими, — шепнул Михай делая вид, что потянулся через Багира за чистой кружкой, — У вас зазноба — видьма, у ний — офицер. Як би не було биди…
— Нэ! Я так! Просто пасматрю! Алыса хараша, но сам понымаэшь…
Багир сделал вид, что вытирает руки об грудь. Понимающе кивнув, Михай протянул Барабашке кружку и уступил ей свое место внизу, на ящике, чтобы вид был получше.
* * *
Стоя, на мостике сухогруза, Принцесса, лениво облокотившись на поручни, вглядывалась в проплывавшие мимо берега, буквально чувствуя, как Марио взглядом стягивает с неё одежду. Чума, после пережитого, была на взводе и Капитан, глядя в её шальные глаза, отправил их с Федором на «Марибэль», под предлогом уборки трупов, сбора трофеев и поиска недобитков, которые могли затеряться в помещениях немаленького судна.
Те выполнили все поручения меньше чем за час, но, поскольку буксировка уже началась, остались на Марибэль, заняли пустующую каюту и там, судя по звукам, принялись снимать напряжение. Марио, от звуков, которые хорошо были слышны на судне с неработающей машиной, впал в романтическое настроение и начал оказывать Принцессе знаки внимания. Принцесса, в свою очередь, держалась как могла: мужское внимание ей всегда льстило и она, иногда, подумывала, чтобы дать горячему фессалийцу шанс. Марио был мил, обходителен, образован и ей много рассказывали, как он владеет клинком отнюдь не в переносном смысле, но…
— Ты же понимаешь, что опять пожалеешь?
— Что, синьора?
— Ты меня хочешь. Я это вижу.
— О! Мамма-миа! Не поймите меня неправильно. Но надо быть импотентом, что-бы вас не вожделеть.
— Ты хочешь сказать, что Капитан — импотент? Потому, что он меня не хочет.
— Нет, синьора, ни в коем случае! Я думаю, что между вами стоят какие-то иные соображения.
— Да. Потому, что он видит то, чего не видишь ты. Ты смотришь на тело…
Принцесса вскинула руки и медленно провела ладонями сверху вниз, наблюдая за реакцией.
— Но иметь дело ты будешь со мной. И сильно об этом пожалеешь. Мне рассказывали, чем закончился твой роман с племянницей доктора.
— О! Нет! Лисса была просто чудесна… Просто она…
— Просто она — сука.
— Нет, синьора, все не так!
— Все так. Маленькая девочка-заучка, которой причинили много боли, выросла в злобную суку, которая, теперь, кусает всех, кто подходит слишком близко. А ты оказался слишком галантен и добр, чтобы её выдрессировать и слишком горд, чтобы это терпеть.
— Ну может вы немного и правы. Но я честно вспоминаю её только с лучшей стороны.
— Не сомневаюсь. А теперь ты хочешь меня. Не понимая, что я такая-же, если не хуже. Ты — фантазер и романтик. Мечтая, ты наделил меня достоинствами, которыми я не обладаю.
— Но вы и правда обладаете многими достоинствами! И речь не только о теле. Вы умны, решительны, остроумны…
— Возможно. Но, еще, я — такая же сука. И если ты думаешь, что раз я это понимаю, я буду держать себя в узде, любовь меня излечит, или еще какой романтический бред… Нет. Узду на меня надо надеть. И пиздить всякий раз, когда я перехожу границы.
— Но, синьора! Зачем вы на себя наговариваете?!
— Это, блядь, факт! Капитану хватило яиц это сделать, поэтому я его уважаю. Но ему неприятно это делать. Вот почему он не спешит брать то, что я ему хочу дать. И тебе неприятно. Поэтому, ты пожалеешь. И я пожалею. Мы оба
