И вдруг, когда до передней линии оставалось не более двадцати, а то и меньше километров, перед взором генерала открылась местность, полностью забитая войсками… Повсюду кудрявились дымки походных кухонь, жались одно к другому тыловые подразделения. Где-то гремел духовой оркестр, ржали лошади. На небольших прогалинках, потемневших от дождя, пехотные подразделения ходили в атаки на воображаемого противника, оглашая местность громкоголосым «ура». Эхо боевого клича металось от скопища к скопищу и тут же, изморенное теснотой, глохло, так и не найдя для себя перекатного простора.
«Не дай бог, если немцы сами нанесут контрудар, — затревожился Акимов. — Каждой вражеской пуле, снаряду, бомбе готовая цель, куда ни упадет — накроет, разнесет. А отходить-то некуда, весь полуостров открыт».
Броневик въехал во двор, обнесенный кирпичной, с проломами, оградой. Едва они вышли из броневика, к Акимову подбежал полковник Ольгин, козырнул:
— Товарищ генерал! Армейский комиссар первого ранга товарищ Мехлис Лев Захарович проводит совещание с командным составом пятьдесят первой армии. Я доложил товарищу Мехлису о вашем приезде. Лев Захарович велел, то есть просил пока отдыхать с дороги. А вас, — повернулся он к генералу Козлову, стоявшему с почерневшим лицом, — вас, товарищ командующий фронтом, хотел бы видеть на совещании.
— Передайте, я занят. — У командующего фронтом сузились глаза. — Разве не видите, я занят!
— Но товарищ Мехлис по поводу перегруппировки войск…
— Ольгин, идите, вы свободны! — выдавил из себя командующий фронтом.
Ольгин пожал плечами и пошел к эмке, стоявшей у ограды, с выглядывающим в окошко водителем.
— Прошу, товарищ генерал. — Командующий показал на кирпичный домик, весь иссеченный осколками.
* * *
Когда Ольгин возвратился с совещания и вошел в помещение, Акимов стоял лицом к окну, курил трубку. Знакомый Ольгину адмирал, с уставшим, немного бледным лицом, пил чай и говорил командующему:
— Дмитрий Тимофеевич, я понимаю ваши тревоги: сдвинуть войска с освоенных рубежей, переместить их — дело нелегкое и, конечно, рискованное. А черт его знает, может, враг выжидает наиболее подходящего и благоприятного момента для контрудара…
— Если бы мы знали твердо план немецкого командования на летний период здесь, на южном крыле, — подхватил Акимов, не поворачиваясь от окна, — тогда бы все прояснилось. Но пока плана мы не знаем, хотя наши люди ведут большую работу, чтобы наконец уточнить намерения гитлеровского командования на предстоящее лето. И вы, Дмитрий Тимофеевич, правы: первый рывок на восток враг может сделать в Крыму, и именно против вашего фронта. Для чего? Для того чтобы быстрее высвободить армию Манштейна и направить ее, скажем, для взятия Ростова — ворот на Северный Кавказ… Мне почему-то именно так рисуются планы немецкого командования. Но только рисуются. — Акимов повернулся и, наклонясь к Козлову, сказал: — Я же не маг, Дмитрий Тимофеевич, давайте вместе решать, вырабатывать наиболее правильную формулу для ваших войск.
— Дмитрий Тимофеевич осторожничает, — отозвался Ольгин, присаживаясь рядом с адмиралом и открывая термос с кофе. Он наполнил чашечку, отхлебнул глоточек и продолжал: — Формула известна, она вытекает из директивы Военного совета на перегруппировку войск. А что на деле происходит? Видел сегодня — люди нацелены на о-бо-ро-ну! Окопы роют аж на высоте сто шестьдесят шесть и семь! И кто, вы думаете, залезает в землю, оборонничает? Полковник Кашеваров! Он же вообще наступленец! А теперь держит дивизию на «товсь к обороне».
— Петр Кузьмич, Кашеваров оборонничает? — спросил Акимов. — Этого человека я знаю. Он еще мальчишкой участвовал в штурме Зимнего. Значит, что-то учуял, если зарывается в землю. Нельзя же подставлять врагу голые бока, стоять перед ним обнаженным!
Ольгин хотел возразить, но, заметив, что сухая рука Акимова теребила темляк тяжелой казачьей шашки, висевшей у него на боку, а серые глаза его при этом то мертвели, то вспыхивали, он воздержался.
С улицы донеслось металлическое завывание немецких бомбардировщиков. Командующий фронтом предложил пойти в убежище.
Они вышли во двор. Стайка немецких самолетов шла стороной, и Ольгин, показав на небо, засмеялся не совсем здоровым смехом:
— А у нас некоторые талдычат: надо менять места командных пунктов. Враг и не подозревает, что командный пункт находится в этом селе…
От черных «пузатиков» — Ю-88 вдруг отвалил один бомбардировщик, он, будто вынюхивая что-то, ткнулся в сторону моря, затем, описав полудужие, пошел по оси, пересекающей село. Акимов и командующий фронтом спустились в щель, отрытую вдоль каменной ограды. Ольгин остался стоять на месте. Его окликнули:
— Вы же не мальчишка…
— Прыгай сюда! — с оттенком резкости в голосе позвал Акимов.
Оттенок этот еще больше подогрел Ольгина. Он сунул руки в карманы плаща, в мыслях отпарировал: «Заблудшую овцу принимаете за стадо». Но все же стоять на открытом месте было нелегко: самолет приближался, может быть, всего одну минуту, но это время показалось Ольгину бесконечным. Ударили зенитные орудия, однако противник не свернул с курса. Хвост бомбардировщика вздрогнул, и от его серого брюха отделились черные капли. Бомбы упали за оградой, но ошметки земли, подпаленные огнем, исконопатили весь двор.
— Это случайно, абсолютно случайно, — оправдывался Ольгин, вытирая бледное лицо и стряхивая с себя прилипшие комья. — Товарищ командующий фронтом, я помчался к Льву Захаровичу, он велел мне доложить, как и что тут происходит…
Адмирал тоже уехал. Солнце клонилось к закату. Доносились редкие выстрелы, снаряды перелетали двор, с кряканьем падали в садах.
— Не давит Лев Захарович? — осторожно спросил Акимов у командующего фронтом.
— Не в моих правилах жаловаться, товарищ генерал. Но мне бы чуть полегче представителя Ставки. Лев Захарович все же перетягивает меня своим положением…
— А конкретно?
— Товарищ генерал, сами же видели по пути… В глубине полуострова ни одного оборудованного промежуточного, запасного рубежа. Три армии со своими тылами в непосредственной близости к переднему краю. И теперь еще эта перегруппировка войск. Не дай бог, не дай бог противник вздумает нанести удар, пойти в наступление! А чуть что — так сразу я и оборонец. Слышали же голос Ольгина…
— Слышал, Дмитрий Тимофеевич. Однако по-солдатски говорю вам напрямую: ваш голос слишком тих! Не соответствует голосу командующего фронтом. И уж совсем никуда по годится, когда командующий фронтом, видя, что дела но так ведутся, молчит!.. Это может привести к катастрофе. Затеяли перегруппировку войск и сами не знаете, правильно это или нет. Что там, у товарища Мехлиса, за совещание?..
