Он был одет в коричневую бархатную куртку, темные шаровары и ту же феску, которую я заметил ночью. Низкий ворот рубашки открывал смуглую мускулистую шею. Подходя, я заметил с удивлением, что вся эта одежда не носит ни малейших признаков борьбы с волнами.
— Значит, вам не повредило крушение, — заговорил он приятным музыкальным голосои, переводя взгляд с помощника на капитана. — Надеюсь, ваши бедные матросы хорошо устроены?
— С нами все в порядке, — ответил капитан. — Но вас мы числили погибшими — вас и обоих ваших друзей. Я тут как раз обсуждал с мистером Вэстом устройство ваших похорон.
Индус взглянул на меня с улыбкой.
— Пока мы можем освободить мистера Вэста от этих хлопот. Мои друзья и я выбрались на берег целыми и невредимыми и нашли приют в одной хижине на берегу примерно в миле отсюда. Там пусто, но у нас есть все, чего мы можем пожелать.
— Сегодня днем мы уезжаем в Глазго, — предупредил его капитан. — Буду рад, если вы поедете с нами. Если вы прежде не бывали в Англии, вам может оказаться неудобно путешествовать одним.
— Мы вам очень обязаны за вашу предусмотрительность, — отвечал Рам Сингх, — но не воспользуемся вашим любезным предложением. Если уж Природа привела нас сюда, мы собираемся оглядеться кругом прежде, чем уезжать.
— Как хотите, — пожал плечами капитан. — Не думаю, чтоб вам удалось найти что-нибудь интересное в этой дыре.
— Очень возможно, что нет, — улыбнулся Рам Сингх, словно это его позабавило. — Помните строки Мильтона:
«Наш разум сам в себе живет, в себе он сам
Способен сделать раем ад — иль адом небеса.»
Пожалуй, мы можем провести здесь несколько дней не без пользы. Право же, по-моему вы ошибаетесь, считая эту местность нецивилизованной. Разве отец этого молодого джентльмена не мистер Джеймс Хантер Вэст, чье имя знают и ценят все пандиты Индии?
— Мой отец, действительно, известный исследователь санскрита, отозвался я в изумлении.
— Присутствие такого человека, — медленно проговорил индус, превращает пустыню в город. Один великий ум — без сомнения, лучшее свидетельство присутствия цивилизации, чем неисчислимые лиги кирпичей и известки. Работы вашего отца едва ли так глубоки, как у сэра Вильяма Джонса, или так разносторонни, как работы барона фон Хаммерпургстол, но они соединяют в себе многие достоинства тех и других. Однако, можете передать ему от меня, что он ошибается, усматривая аналогию между корнями самоедского и тамильского языков.
— Если вы решили провести немного времени в наших местах, — сказал я, — вы очень обидите моего отца, если не поселитесь у него. Он представляет здесь лэрда, а по нашим шотландским обычаям в привелегию лэрда входит приветствовать в своем доме всех иностранцев, посещающих округу.
Гостеприимство обязало меня сделать это предложение, хотя помощник дергал меня за рукав, явно считая знакомство нежелательным. Его волнение, однако, оказалось напрасным, потому что индус покачал головой:
— Мои друзья и я очень вам обязаны, но у нас есть свои причины оставаться там, где мы есть. Хижина, где мы поместились, заброшена и полуразрушена, но мы, жители Востока, научились обходиться без большинства из тех вещей, которые в Европе считаются необходимыми, так как мы твердо уверовали в ту мудрую аксиому, что человек богат не тем, что имеет, а тем, чем располагает. Добрый рыбак снабжает нас хлебом и овощами, у нас чистая сухая солома для постелей, чего еще может желать человек?
— Но вам должно быть холодно по ночам, после ваших тропиков, заметил капитан.
— Возможно наши тела иногда и мерзнут. Мы этого не замечаем. Все мы трое много лет провели в Гималаях на границе вечных снегов, так что мы не очень чувствительны к подобного рода неудобствам.
— По крайней мере, — не сдавался я, — вы должны мне позволить прислать вам немного мяса и рыбы из наших кладовых.
— Мы не христиане, — отвечал он, а буддисты высокой школы. Мы не признаем за человеком морального права убить быка или рыбу для телесного излишества. Человек не дал им жизнь и не получил позволения Всевышнего забирать ее иначе, как для самой крайней нужды. Поэтому мы не могли бы воспользоваться вашими дарами, если бы вы прислали их.
— Но сэр, — запротестовал я, — если в здешнем неустойчивом и негостеприимном климате вы станете отказываться от всякой питательной еды, вам силы изменят… вы умрете.
— В таком случае мы умрем, — ответил он с милой улыбкой. — А теперь, капитан Мидоуз, я должен с вами попрощаться. Благодарю вас за вашу доброту во время путешествия. Прощайте и вы — года не пройдет, как вы будете сами командовать кораблем. Надеюсь, мистер Вэст, повидаться с вами еще раз до нашего отъезда. Прощайте!
Он приподнял феску, наклонил благородную голову с грацией, которой отличались все его движения, и удалился в том направлении, откуда пришел.
— Позвольте вас поздравить, мистер Хокинс, — обратился капитан к помощнику по дороге домой. — Оказывается, года не пройдет, как вы получите корабль.
— Получу, как же, — отозвался помощник, но на его бронзовокожем лице бродила приятная улыбка. — А там, кто знает… Что вы о нем думаете, мистер Вэст?
— Ну, — начал я, — меня он очень заинтересовал. Какой благородный и величественный вид для такого молодого человека. Кажется, ему никак не больше тридцати.
— Сорока, — поправил помощник.
— Никак не меньше шестидесяти, — сообщил капитан Мидоуз. — Я ведь слышал, как он вспоминал совершенно свободно о первой афганской войне. Он был тогда взрослым мужчиной, а тому уже скоро сорок лет.
— Поразительно! — воскликнул я. — Да ведь у него кожа такая же гладкая и глаза такие же ясные, как у меня. Он, конечно, главный из троих.
— Он младший, — сказал капитан. Потому и говорит за всех. Умы тех, других, слишком возвышены для обыденной болтовни.
— Да уж, такого плавника на этот берег наверняка еще не выкидывало, заметил я. — Отец должен сильно ими заинтересоваться.
— Ей-богу, чем меньше вы будете иметь с ними дела, тем лучше, предостерег помощник. — Если я и вправду стану капитаном, можете мне поверить, что никогда такого рода живности на борт не возьму. Но там, вот, уже все на борту и поднимают якорь, так что нам пришло время с вами распрощаться.
Фургон как раз кончали грузить, когда мы подошли, и лучшие места рядом с кучером оставили для наших спутников. Под хор прощальных возгласов фургон тронулся; отец, Эстер и я махали вслед, пока он не скрылся за Кломберским лесом. Моряки исчезли из нашего мирка вслед за своим барком, и нам не осталось ничего, кроме кучи обломков на берегу, ожидающей агента Ллойда.
