— А теперь пора сниматься с якоря, и побыстрее, — заметил старый боцман.
— Ты, видно, очень торопишься.
— Да. А поскольку я собираюсь устроить небольшой фейерверк, нам нужно успеть занять удобные места, чтобы полюбоваться красивым зрелищем. К тому же вскоре мы снова должны пуститься в плавание.
— Сегодня лучше не спешить, — заметил Фрике. — Я предлагаю другое: вернемся на стоянку, проведем там ночь, а завтра спозаранку снимемся с якоря. Хорошо отдохнув, мы сможем проделать за день немалый путь.
— У тебя какие-то новости?
— И даже очень интересные.
Отплытие белых как бы послужило для папуасов сигналом, начались настоящие гонки, каждая пирога стремилась скорее добраться до корабля. Теперь он не внушал им прежнего суеверного страха; прибывшие с острова человеческие существа посмели приблизиться к нему, побывать там и даже вернуться оттуда целыми и невредимыми.
Пьер, Фрике и молодой китаец, укрывшись за уступом скалы, ждали обещанного зрелища. Широкая улыбка освещала лицо старого моряка, наблюдавшего, как пироги папуасов приближались к «Лао-цзы». Когда от корабля их отделяло не более двадцати метров, из трюма вырвался огромный столб дыма, а вслед за ним в небо поднялся сноп огня, он достиг клотика грот-мачты, раздался страшный взрыв, от которого содрогнулась земля, согнулись стволы деревьев. Корабль взлетел на воздух, увлекая за собой пироги и сидевших в них папуасов, вселяя ужас в сердца столпившихся на берегу островитян. Затем волны медленно опустились, пироги исчезли, чернокожие лодочники появились на поверхности и в испуге, тяжело дыша, поплыли к берегу, словно преследуемое акулами стадо морских свиней[105].
— Вот и мой фейерверк, — сказал Пьер. — Это сработал бочонок пороха, на который я наткнулся на корме, китайцы вскрыли его, думая, что там водка. Теперь жители острова будут питать больше уважения к большим плавающим машинам и к тем, кого они перевозят. Вообще урок, преподанный мною, не слишком суров, им лишь придется построить себе новые пироги.
— Право, папуасы голову потеряли от раскатов грома, ставших постоянными за последние два дня. А ведь от этих каннибалов и следа бы не осталось, произойди твой взрыв на две минуты позже.
— Велика беда! Даже если бы из-за меня на тот свет отправились две или три дюжины паразитов, я бы не стал испытывать угрызений совести. Тут уж как повезет. Они вернулись живыми и здоровыми, тем лучше для них. Я не трону волоса на голове ребенка, ты меня знаешь, но, увидев, как эти подлые звери вспарывали животы трем сотням беззащитных китайцев, пили их кровь, разрывали на части этих бедолаг, признаюсь, мое мнение о тех, кого кабинетные исследователи называют «славными дикарями», здорово изменилось.
— Конечно, — ответил Фрике со вздохом, — надо уметь защитить себя от нападения туземцев. Но мне все-таки всегда и везде грустно видеть, как человеческие существа убивают друг друга.
— А тебе бы хотелось приручить их, кормя сахаром?
— Именно так я и ответил господину Андре, когда мы оказались в плену у дикарей.
— В общем, я с тобой согласен. К счастью, мой урок оказался не таким уж суровым. Смотри, как они грозят кулаками небу и морю, ругая не знаю уж какое там божество… А мы еще не выбрались из этих мест.
— Да, но завтра наша пирога будет уже далеко.
— Значит, ты уже наметил маршрут? Ты знаешь, где мы находимся?
— Да.
— Так скажи мне.
— Сейчас. Это сюрприз. Мы находимся, ошибки тут быть не должно, на острове Вудлэк, коралловом острове, который имеет не более сорока пяти — пятидесяти милей в окружности и находится на девятом градусе южной широты и сто пятьдесят третьем градусе западной долготы.
— Моряк, я восхищен тобою!
— Следовательно, мы находимся, — продолжал Фрике, не обращая внимания на слова Пьера, — приблизительно в трех градусах от восточной оконечности Новой Гвинеи.
— Три сотни километров, как говорят на суше.
— Вот именно, и завтра на нашей ореховой скорлупке мы отправимся на Новую Гвинею.
— Что ж, попробуем, хотя эта посудина не кажется мне достаточно устойчивой, чтобы выйти в открытое море.
— Меланезийцы и полинезийцы не раз совершали в пирогах переходы в четыре или пять сотен миль.
— Ну раз такое делали дикари, то мы тоже справимся. А что будет, когда мы окажемся в Новой Гвинее?
— Доберемся до ее южного берега, затем, не теряя из виду земли, продолжим наше плавание на запад.
— Ну что ж, обычное каботажное плавание[106]. И долго мы так будем путешествовать?
— Да, черт побери. Нам придется плыть вдоль всего залива Папуа, начиная со сто пятьдесят первого меридиана.
— …по Гринвичу.
— Да, по Гринвичу… От сто пятьдесят первого до сто сорок второго градуса восточной долготы.
— Значит, надо пройти девять градусов по прямой, если я правильно сосчитал.
— Да, минимум двести двадцать пять лье[107], и тогда мы окажемся у Торресова пролива.
— А дальше?
— Постараемся вернуться на родину.
— Но каким образом?
— Позволь мне преподнести тебе этот сюрприз позднее.
— Если все так просто…
— Нет, как раз наоборот, пред нами огромные трудности. Подумай только, как опасно плыть среди этих острых рифов, которыми море буквально усеяно. Не следует также забывать, что ориентироваться мы сможем только по звездам. Ты сам знаешь, как важно выбрать правильный курс. К тому же нам может не хватить провизии и воды, да и в том, что мы не встретим родственничков здешних каннибалов, нет никаких гарантий.
— Ты прав, сынок. Быть осторожным — не значит быть трусом. Настоящий храбрец должен хладнокровно предусмотреть все опасности и сделать все от него зависящее, чтобы избежать их. Ты согласен со мной?
— Конечно! Хочу лишь добавить, что только храбрец может осуществить все, что возможно, а невозможное считать осуществимым.
— Слушай, а каким образом, черт возьми, ты определил, где мы находимся и куда мы должны направиться?
— В каюте капитана я подобрал обрывок карты.
— Это очень ценная находка, моряк, тем более что у меня есть нечто такое, что поможет нам не сбиться с курса, если звезды вдруг спрячутся за облака.
— О чем ты говоришь?
— Об этой безделушке, — ответил боцман, указывая на маленький компас, привязанный к его массивным серебряным часам.
— Браво! Я не мог даже на такое надеяться. Итак, все идет как нельзя лучше. В пироге у нас достаточно запасов, и завтра с первыми лучами солнца мы двинемся в путь.
Хорошо выспавшись, впервые после отъезда из Макао, Пьер собирался уже было укрепить мачту и поднять парус, как вдруг увидел, что черные пироги, на борту которых находилось не менее двух сотен папуасов, образовав угрожающий полукруг, загородили выход из бухты, и столько же вооруженных до зубов воинов уже на земле составили вторую часть круга. Отступать было некуда.
