Дней, кажется, черезъ пять, когда уже солнце зашло, и на землю спускались тихіе сумерки, нашу лодку зенесло кудато-то въ густую заросль, и мы неожиданно для себя на что-то наскочили. Лодка остановилась. Я сначала думалъ, что мы сѣли на рифъ, но когда утромъ поднялось солнце и освѣтило волнующуюся воду, мы къ удивленію увидѣли слѣдующее: мы находились между вѣтками миндальнаго дерева. Вокругъ насъ на далекое
разстояніе видны были густо сплетенные вѣтки миндальныхъ деревьевъ, усѣянныя спѣлыми плодами. Оказалось, что мы находимся на высотѣ 60 футовъ надъ поверхностью земли, но лодка не могла сдвинуться съ мѣста. Когда солнце поднялось выше, и было, приблизительно, часовъ около девяти, вдругъ, поднялся сильный вихрь, и лодку нашу бросило въ сторону и накренило ее такъ, что она однимъ бортомъ зачерпнула воды и моментально пошла ко дну вмѣстѣ съ провизіей. Наши старанія спасти ее были тщетны. Оставалось только думать о спасеніи своей жизни.
Въ эту критическую минуту великую услугу оказали намъ вѣтви миндальныхъ деревьевъ. Насъ было восемь человѣкъ взрослыхъ и двое дѣтей. Мы ухватились за вѣтки и долго держались на поверхности воды. Быстро проходили дни за днями, чередуясь съ темными ночами, а мы все держались за вѣтки и утоляли голодъ миндальными плодами. Такъ прошло около пяти недѣль. Наконецъ, вода начала быстро убывать, а черезъ недѣлю мы сошли съ деревьевъ на землю. Почва была покрыта толстымъ слоемъ ила, и намъ пришлось потратить много усилій, пока мы добрались до потонувшей нашей лодки. Она лежала, затянутая иломъ, сажняхъ въ сорока пяти отъ миндальныхъ деревьевъ. Мы вязли по колѣно въ грязи, направляясь къ лодкѣ.
Султанъ водилъ меня по своимъ дворцамъ…Вы можете себѣ представить, съ какой жадностью мы набросились на провизію, находившуюся въ лодкѣ! Она была, конечно, уже давно испорчена, но, послѣ продолжительнаго голода, она казалась намъ самымъ изысканнымъ блюдомъ. Отдохнувъ немного и высушивъ вещи, найденныя въ лодкѣ, мы направились къ берегу Нила. Намъ пришлось еще пропутешествовать одиннадцать дней, пока, наконецъ, мы добрались до береговъ Нила. Насъ отнесло водой отъ русла на сто семьдесятъ три мили. Насъ встрѣтили мѣстныя власти, которымъ мы разсказывали о нашемъ приключеніи. Всѣ удивлялись и горячо сочувствовали нашему горю. По нашей просьбѣ намъ дали отличную лодку, а также доставили намъ все необходимое для дальнѣйшаго путешествія. Мы снова поплыли по красивому руслу Нила и скоро добрались до Александріи, откуда переправились въ Константинополь.
Въ Константинополѣ мнѣ пришлось употребить все свое краснорѣчіе для того, чтобы убѣдить моихъ сотоварищей принять вознагражденіе за утраченную лодку, а такъ же и за понесенныя труды и лишенія. Всѣ они отвѣчали въ одинъ голосъ.
— Да что вы, господинъ баронъ, мы и такъ счастливы, что удостоились чести путешествовать съ вами. Вѣдь не всякому въ жизни удастся видѣть человѣка, пользующагося такой славой, какъ вы, господинъ Мюнхгаузенъ!
— По прибытію въ столицу полумѣсяца, я сейчасъ же доложилъ о себѣ султану. Онъ очень обрадовался моему пріѣзду и оказалъ мнѣ радушный пріемъ, при чемъ показалъ свои дворцы и старый садъ, гдѣ когда-то я былъ пчеловодомъ. Мы долго бесѣдовали съ нимъ и вспоминали прошлое. При прощаніи султанъ преподнесъ мнѣ драгоцѣнные подарки.
XII
Пари съ султаномъ и бѣгство изъ Константинополя
Съ каждымъ днемъ султанъ все сильнѣе привыкалъ ко мнѣ. Не проходило ни одного дня, чтобы онъ не приглашалъ меня къ обѣду и къ ужину. Долженъ вамъ сказать, дорогіе друзья, что ни у одного правителя въ мірѣ нѣтъ такого роскошнаго стола, какъ у турецкаго султана. Но къ сожаленію къ столу не подавалось вино, такъ какъ вамъ, вѣроятно, извѣстно, что Магометъ запрещаетъ правовѣрнымъ употреблять спиртные напитки. Приходилось, такимъ образомъ, обходиться за столомъ безъ стакана хорошаго вина. Однако, чего нельзя дѣлать открыто, то дѣлается тайно, и вы не найдете ни одного турка, который не былъ бы знакомъ со вкусомъ хорошаго вина, не смотря на запрещеніе пророка. Его величество турецкій султанъ зналъ также толкъ въ стаканѣ хорошаго вина не хуже любого нѣмецкаго рыцаря. Во время обѣда или ужина никто изъ присутствовавшихъ ни словомъ не заикался о винѣ, но послѣ обѣда всякій уединялся въ своемъ кабинетѣ и, покуривая трубку, наполненную душистымъ табакомъ, опорожнялъ бутылку великолѣпнаго напитка. Однажды, послѣ обѣда, султанъ попросилъ меня слѣдовать за нимъ въ его кабинетъ. Когда мы усѣлись рядомъ на мягкомъ ковровомъ диванѣ и закурили свои трубки, султанъ сказалъ: «Вы, вѣроятно, дорогой Мюнхгаузенъ, знаете толкъ въ винахъ. Я угощу васъ сейчасъ такимъ токайскимъ, какого вы, навѣрное, никогда еще въ жизни не пробовали».
Султанъ поднялся съ дивана, подошелъ къ шкафу, взялъ оттуда бутылку вина, наполнилъ два бакала и медленно, маленькими глотками мы стали опоражнивать ихъ.
«Ну, что вы скажите, дорогой Мюнхгаузенъ? Не правда ли, лучшаго вина вы никогда не пробовали?»
— «Вино недурное», отвѣчалъ я, но я долженъ сказать вамъ, ваше величество, что въ Вѣнѣ, у императора Карла VI, мнѣ приходилось пить несравненно лучшее токайское.
Султанъ взялъ изъ шкафа бутылку вина…Султанъ нахмурился и произнесъ: «я вынужденъ усумниться въ вашихъ словахъ, дорогой Мюнхгаузенъ», лучшаго токайскаго вы нигдѣ не найдете. Мнѣ прислалъ его одинъ венгерскій магнатъ и увѣрялъ, что это самое хорошее токайское.
«Магнатъ шутилъ надъ вами, ваше величество!»
Могу черезъ часъ доставить вамъ бутылку токайскаго изъ погребовъ австрійскаго императора, въ Вѣнѣ. Оно и видъ должно имѣть другой.
— «Я думаю, дорогой Мюнхгаузенъ, что вы хвастаете!
— И не думаю хвастать, ваше величество! Повторяю, что черезъ часъ могу вамъ доставить бутылку токайскаго вина изъ погреба австрійскаго императора, и вы сами убѣдитесь въ томъ, что оно несравненно лучше, чѣмъ эта кислятина».
Султанъ укоризненно покачалъ головою, упрекнулъ меня въ томъ, что я смѣюсь надъ нимъ и повторилъ еще разъ, что онъ сомнѣвается въ правдивости моихъ словъ.
Я просилъ его величество принять пари и предложилъ ему распорядиться снять съ моихъ плечъ голову, если я не исполню обѣщанія.
Султанъ принялъ мою ставку и сказалъ, что непремѣнно прикажетъ снять мою голову, если я не исполню своего обѣщанія, такъ какъ не можетъ позволить смѣяться надъ собой даже самымъ лучшимъ своимъ друзьямъ.
