Дорогая мисс де Ври,
Благодарим Вас за Ваше письмо. Прежде всего позвольте сказать, что мы с великим, огорчением узнали о смерти вашего дедушки. Примите наши наилучшие пожелания Вам и Вашей семье в это нелегкое время. Мы высоко ценим то, что Вы нашли время сообщить нам о наблюдениях Вашего дедушки во время путешествия на воздушном шаре, а именно — о виденной, им «некой разновидности крылатых, млекопитающих».
Мы полагаем, что, если бы такие создания существовали, их, конечно, обнаружили и описали бы уже давно. Каждый год поступают сотни сообщений о недоказанных встречах с некими аномальными существами на земле, в воздухе и в морях, и мы считаем своим долгом ученых смиренно напомнить вам, что Ваш дедушка не был достаточно подготовлен и при его состоянии здоровья мог страдать дополнительной аберрацией зрения…
— Дополнительная аберрация зрения, — с издевкой бросила Кейт, читая поверх моего плеча. — Они имеют в виду, что у него были видения. Почему бы прямо не назвать его старым, дряхлым дураком!
Я немножко отвернулся, чтобы дочитать.
Мы посоветовали бы Вам выкинуть эти записки Вашего дедушки из головы и обратить свои интересы на какие-либо другие занятия, более подходящие для юных леди.
— Вы дошли до части о «занятиях для юных леди»? — поинтересовалась она.
— Да, только что.
— Полагаю, они подразумевают штопанье носков и вышивание или изготовление масляных шариков для обеденного стола.
— Вполне возможно, — согласился я. — Можно я закончу?
— Вы очень долго читаете, — заявила она.
Я помахал письмом.
— Вы же без конца меня прерываете!
Она, похоже, поняла, что мешает мне, и надменно уставилась на ковер.
Весь остаток письма состоял из «искренне Ваши», и «спасибо за интерес к Зоологическому Обществу», и так далее, и так далее. Оно было подписано сэром Хью Снаффлером.[1] Я мысленно представил его. Лысеющий громкоголосый коротышка.
— Заносчивые старые тупицы, — пробормотала Кейт. — Будто они обследовали каждый дюйм планеты. Как будто кто-нибудь сделал это! А вы? — она почти выкрикнула это.
— Что — я?
— Вы летаете уже много лет, да?
— Ну, три.
— И какую часть неба вы видели?
— Небольшую, если так ставить вопрос.
— Совершенно верно. Корабли движутся по маршруту и, как вы сказали, отклоняются от него только по необходимости. В результате миллионы и миллионы километров неба и моря должны оставаться неисследованными.
— Думаю, вы правы, — кивнул я.
— А как давно аэростаты вообще летают?
— Лет пятьдесят или около того.
— Всего ничего, иными словами. Так как они смеют говорить, что тех созданий не существует?
— Особенно здесь, над Тихим океаном, — сказал я, удивляясь сам себе. — Воздушные и морские пути здесь куда менее оживленные в сравнении, скажем, с Атлантикой.
— Вот именно, — сияя, отозвалась она.
— А ваши родители знают, что вы писали в Зоологическое Общество?
— О боже, нет! Они бы заперли меня в комнате, спрятав бумагу и ручки! Они были бы оскорблены этим! Сказать об этом кому-то не из семьи! Распространять его безумные бредни! Хотела бы я, чтобы он был моим отцом, а не маминым. Стоило тратить на нее его истории. Да у нее нет ни капельки воображения!
— Зато у вас есть. Вопрос только, все это плоды воображения или реальность.
— Координаты острова, которые он записал. Мы будем пролетать над ним?
— Надо проверить, но, по-моему, нет.
— Вы проверите, ладно?
— Да, — сказал я.
— А если мы не будем пролетать над ним, вы скажете мне, когда мы будем к нему ближе всего?
— Скажу.
— Правда? — Она, казалось, удивилась.
— Да.
— Дедушка думал, что они мигрируют, и сейчас то же время года. Мы можем увидеть их.
Я подумал о ее фантастической камере.
— А если вам удастся их сфотографировать? Что вы будете делать тогда?
— Пошлю фото прямиком сэру Хью Гнусавому, в Зоологическое Общество. Это приведет его в чувство.
Я засмеялся:
— Уверен, что так и будет, мисс.
— Не называйте меня мисс.
— А как вас называть?
— Кейт, разумеется.
— Если я начну звать вас Кейт теперь, когда мы вдвоем, я могу вдруг забыться и на людях, и это будет воспринято как дерзость.
— Дурацкие правила.
— Их изобрели люди вашего круга. Не я.
— Хорошее замечание, — оценивающе отметила она, задумчиво хмуря брови. — Действительно хорошее.
— Вот что я сделаю, — объявил я. — Когда сменюсь, я посмотрю карты и выясню, когда мы будем ближе всего к острову.
— Спасибо. Хорошо бы, чтобы это было днем.
— Я тоже надеюсь, что вы увидите их, — сказал я. — Правда, надеюсь.
И снова я в «вороньем гнезде», приютившемся под самыми звездами. Пытаюсь представить крылатые существа над моей головой, существа, которым не нужно опускаться на землю, которые никогда не ощущали ее под ногами. Сидеть под этим стеклянным куполом и разглядывать куда более громадный черный купол, небесный, — это всегда делало меня словоохотливым. Конечно, разговариваю я сам с собой.
Перед вахтой я спустился в навигационную рубку, и мистер Грантэм терпеливо позволил мне поглазеть на свои карты. Наш маршрут был нанесен пунктиром, с несколькими небольшими зигзагообразными пометками в местах, где мы отклонились от него из-за ветра или погодных условий. Я нашел место с координатами, указанными в журнале деда Кейт. На картах Грантэма там не было никакого острова, никакой даже самой крохотной точки. Я представил себе лицо Кейт, когда я скажу ей об этом. Ноздри ее немножко сузятся, а подбородок вздернется, и она ответит что — нибудь вроде: «Мистер Круз, конечно, вы не предполагаете, что каждый кусочек океана обследован и нанесен на карты?»
И будет, конечно, права.
— Что ты тут высматриваешь, парень? — спросил Грантэм, как обычно, доброжелательно.
— А вот здесь что находится? Есть что-нибудь интересное?
— Не думаю. Мы стараемся держаться подальше от этого района.
— Почему?
— Ветры здесь непостоянные, и его поэтому называют Сизифов Треугольник. Порой воздушные корабли залетают туда и обратно не возвращаются. Я слыхивал байки о ложных сигналах бедствия, начинающих бешено вертеться стрелках компасов, сходящих с ума приборах. К счастью, нам нет никакой нужды соваться туда. Делать там особенно нечего.
Я взглянул на пунктирную линию нашего курса и быстро посчитал. Завтра во время завтрака мы будем на самом близком расстоянии от невидимого острова.
