— Не говори об этих магазинах! О Мюлли!.. Я должна знать, почему ты такой расстроенный! Я имею право требовать, чтобы ты был около меня...
Гейнц Ландвойгт молча встает и идет в ванную. Старательно бреется, принимает горячий душ. Сквозь закрытую дверь до Гейнца доносится приглушенное рыдание жены. Нервное напряжение минувшей тревожной ночи постепенно проходит — его отгоняет тепло родного дома. И тут впервые Гейни Ландвойгт начинает задумываться над тем, что стало бы, если бы он действительно не вернулся оттуда? Он смотрит в окно на улицу, где ему знаком каждый закоулок и почти каждый житель, думает об удобствах уютной квартиры... Надевает чистое белье, вынимает из ящика новый галстук. Слышно, как жена начинает убирать со стола: тихонько звенят стаканы и тарелки. Ландвойгт хочет обдумать вопрос о приобретении второго магазина, но как-то не может заставить себя перейти к этим мыслям. Восемьсот пятьдесят марок и вся история с приобретением второго магазина кажутся ему какими-то далекими и несущественными. Собственно говоря, он уже вдоволь навоевался... и во время войны, и сейчас. Надо будет прямо сказать об этом Кайзеру. Ну, может быть, и не так в лоб, а как-нибудь шуткой, чтобы он не взбесился И не сжигать за собою мостов... «Новобранец тысяча девятьсот двадцать третьего года, мол, достаточно нанюхался пороху, герр Кайзер. Самая пора молодым заменить нас и тоже немножко поработать». Вот так и сказать... В конце концов сам Кайзер когда-то говорил, что в Берлине есть много молодых и смелых парней, которые хотят заработать побольше...
Ландвойгт ждет, когда жена уйдет на кухню, затем выскакивает из комнаты, хватает пальто, шапку и захлопывает за собой входную дверь. Быстро сбегает по ступенькам и выходит на улицу, но из окна уже слышен голос Гильды:
— Гейнц, Гейнц! Подожди меня... Я иду с тобой!
— Не трудись! Через час вернусь!
В окне мелькает ее вспыхнувшее радостью лицо. Ландвойгт останавливает проезжающее мимо такси, называет адрес Кайзера и едет к нему. Тот немедленно принимает его.
— Только явились? А где он?,
— Наверное, в Польше...
— Функмат Ландвойгт! Тут не место для шуток! Даже на флоте не существует слово «наверное», когда отдается рапорт.
— Я не мог переправиться через Одер. Народная полиция о чем-то пронюхала...
— Откуда такая уверенность? У меня были все основания направить вас туда. На маевку я никого в Польшу не посылаю, функмат Ландвойгт, и не плачу за это по восемьсот пятьдесят марок! Сдается мне, что легкие заработки деморализовали вас и вы забываете о долге солдата, забываете о присяге, данной вами вашей великогерманской отчизне...
— Герр Кайзер, я... я как раз пришел сказать вам, что я...
— ...что вы приносите извинения за трусость и немедленно возвращаетесь в Польшу? Что вы привезете оттуда вашего товарища по оружию, который — запомните это! — рискует там своей жизнью каждую минуту, так? Наверное, голодный и иззябший, он теперь скрывается в зарослях и напрасно высматривает господина Ландвойгта, который утром выпил кофейку и сейчас думает о том, как ему лучше провести такое прекрасное утро...
— Герр Кайзер! Вы не имеете права так говорить! Вы тут сидите себе спокойно в своей конторе, а нас посылаете туда, где нас ждет...
— ...хороший заработок и сознание исполненного долга! Философия господина Ландвойгта ведет его в дебри.
— Герр Кайзер, я пришел сюда, чтобы сказать вам, что новобранец 1923 года уже навоевался и...
— Молчать! Может быть, ты еще, оденешь голубую блузу ФДЮ[12] и вместе с другими коммунистами будешь маршировать по Сталин-аллее?! А может быть, запишешься в это их движение сторонников мира?
— Вы хорошо знаете, что я ненавижу коммунизм. Вам известно, что я не был, не состою и не буду в ФДЮ... Но у меня уже все нервы измотаны на этой работе, понимаете? Я не могу больше! Когда я вчера ехал из Эркнера, неожиданно открылись двери и в купе вошел какой-то человек в форме... Он тронул меня за плечо. Я закричал от ужаса... А он... Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего... Это был кондуктор, который проверял билеты, и ему показалось, что я задремал... Мне же померещился полицейский. И если бы это действительно было так — мне конец! Нормальный человек так орать не будет...
— Не стройте из себя шального! Впрочем, я сам вижу, что вы измучены... Кто знает, может быть, действительно стоит подумать о вашем отдыхе. Я имею достаточный опыт и знаю, что наша работа быстро изматывает людей... Но вы же не оставите вашего товарища, Гейнц? Он может попасть в руки поляков! Немножко воображения, функмат Ландвойгт! Перенесемся мысленно на одни сутки вперед. И вот завтра, в эту самую пору, вы ложитесь на свою мягкую постельку, чтобы как следует выспаться. А ваш товарищ уже здесь и рассказывает нам массу интересных вещей. К вам у него лишь благодарность До гроба. А вы имеете, кроме поздравлений с хорошо выполненным заданием, восемьсот пятьдесят марок. Подумайте только — восемь сотенных и одна полусотка!.. Потом вы едете на месяц или на два в отпуск, весело проводите время и после возвращения сами будете смеяться над нашим сегодняшним разговором...
— Но мы с женой пришли к выводу, что в конце концов можно и подождать с одним приобретением, которое мы планировали... .
— А, опять о доме, функмат Ландвойгт? Женушка запретила муженьку работать? «Мне надоело спать одной», — сказала она. Конечно, раз жена так говорит, то надо плюнуть на все заработки, обязанности, присяги и оставить товарища на верную смерть. Но у него, функмат Ландвойгт, могут быть тоже жена и дети. Они тоже могут ждать его... Конечно, об этом можно и не думать. Просто скажем вдове и сиротам: ваш папа больше не вернется, ибо господин Ландвойгт как раз в этот вечер захотел пойти в кино со своей женой. Если вы хотите узнать подробности, то обратитесь к господину Ландвойгту, и он охотно расскажет вам об этом По вечерам он всегда в своем уютном доме в Веддинге, на Герихтштрассе, двадцать пять. Но вы дети дорогие, помните, когда мы наведем генеральный порядок в своем государстве, то всем этим трусам и предателям будет крышка... Ба, да мы можем и не ждать так долго! Вы, наверно, знаете, что трагические случаи бывают не только во время переправы через Одер, но и во французском секторе, в районе Веддинга...
Часом позже Гейнц Ландвойгт снова у себя дома. Веселая и довольная Гильда нетерпеливо ждет его.
— Мюлли, недобрый ты человек, может быть, ты вечером пригласишь меня в ресторан? Закроем магазин пораньше и пойдем куда-нибудь развлечься, а?.. О, Мюлли, умоляю тебя, не смотри на меня так! Не хочешь же ты сказать мне, что...
