надо обязательно.
– А зачем? – не выдержал Белка.
– Лишние вопросы! Дослушай сначала. Комар его зовут…
– Прям так и зовут?
– Слушай! Ещё слово, и будешь исключён из нашей, как ты говоришь, банды! Так… зовут Комар. Страшный как чёрт, невысокий, с огромным носом, ни с кем не спутаешь. Сделать это нужно сегодня. Сможете?
Семён хмуро пялился в стол:
– Мне мама не разрешит…
– Так и сидел бы дома с мамой, – ответил Павел спокойно. – Думаешь, всю жизнь тебя кормить кто-нибудь будет? То мама, то добрый Пашка, да?
– Не думаю, – совсем глухо отозвался Хомяк.
– Ты нормальным пацаном хочешь стать? Или так до старших классов Хомяком и будешь? И в дипломе тебе так и напишут: выпускник «Хомяк»!
– Хочу! Хочу стать!
– Тогда слушай. Тем более вы же вдвоём пойдёте. Вход с Садовой. Через галерею магазинов до конца, потом налево выход на улицу, потом прямо и упрётесь в невысокое здание, такое обшарпанное всё. Там в подвальчике вроде «Электроника» магазин. Но довольно большой, почти весь подвал занимает. Там Комара и спросите.
– А не ответят? – усомнился Денис.
– Ну скажете от Рокета. Но это в крайнем случае. Лучше только ему самому уже сказать. Да думаю, вам и так ответят. Его часто спрашивают.
Павел умолк, ожидая реакцию.
– А Рокет это кто? – спросил наконец Белка.
– Это я.
– Ого! Вот это кликуха!
– Ну найдём мы его, а дальше? – очнулся Хомяк.
– А дальше надо будет набрать меня и передать ему трубку, чтоб я с ним поговорил. Или в крайнем случае взять у него номер.
– А он согласиться? Разговаривать?
– Сделайте так, чтобы согласился.
– Э! А как? – сразу спохватился Белка.
– Это и есть ваше задание, – с довольным видом Павел развалился на стуле. Комар пацан ушлый и своего не упустит, а потому стоит понадеяться, что он не скажет никому больше. – Поняли, как пройти? – спросил он через некоторое время, пока мелкотня думала, морща нос. И на его удивление Хомяк слово в слово всё повторил, пока Белка вспоминал, закатывая глаза. – Ну и славно. Тогда ещё задание: на телефон мне положите рублей триста. Найдёте! Всё. Вопросы?
Друзья его молчали. Хомяк насупился; видимо, в голове его шёл нешуточный мыслительный процесс. На лице же Белки было что-то вроде сладостного предвкушения.
– Раз нет вопросов, то вперёд, что сидите? Как доехать разберётесь, не маленькие. А это вам на дорогу, так и быть, – Пашка протянул им две пачки кукурузных палочек. Ребята взяли их и молча вышли. – И если что, мне звоните сразу! – Крикнул вслед Пашка, когда те уже миновали двери столовой. Из холла донеслось «Хорошо!».
Снова он остался один, в просторной и мрачной школе. Через высокие окна столовой он видел, как головы его друзей пересекли школьный двор и скрылись за углом. Надо пойти закрыть входную дверь… от калитки он им выдал ключ, но входной не доверял.
Учитель информатики, Марина Юрьевна, была пожалуй самым молодым сотрудником школы. Было ей около тридцати, то есть женщина в самом соку. Что само собой вызывало повышенный интерес среди мужской части старших классов, да и средних тоже. С учениками общалась она почти на равных, всегда резко и с сарказмом отсекая фривольные шуточки, из чего становилось ясно, что такое внимание вовсе не претит её принципам. Но за классом информатики она следила как следует – не пускала без сменной обуви или в верхней одежде, и разрешала пользоваться строго ограниченными интернет-ресурсами. А при том что её уроки в век технологий были наиболее интересными благодаря одной только сути, компьютерный класс был заветным местом пребывания для всех учащихся школы. Кроме того, в прошлом году там обновили все компьютеры и даже похвастались перед другими школами на уровне администрации, а потому у Пашки чуть слюна не текла, когда шнырял он около двери компьютерного класса – мало того, что она была железной, хотя во все другие классы вели двери деревянные, так ещё и ключа на сторожевой связке от неё не нашлось. Конечно, там не все ключи были, иначе бы она стала неподъёмной, а только от всяких технических помещений да от кабинета биологии, где сторож поливал цветы и которые теперь наверняка доживали последние свои дни. В компьютерном же классе Георгию Афанасьевичу, по всей видимости, делать было нечего.
От большинства кабинетов ключи хранились в учительской, но обшарив её, заветной отмычки от царства техники Павел так и не нашёл, а вынес оттуда только электрический чайник – пока для личного пользования. И ещё стал присматриваться, где бы обосноваться ему. Не всё же в гардеробной каморке сидеть!
Время шло к вечеру. Солнце начинало заворачивать на фасад школы, разукрашивая его рыжими закатными лучами и разбрасывая по пыльным кабинетам красные блики. Скользнуло оно и по окну гардероба. Пустые вешалки нарисовали на стенах причудливый частокол, и Пашка сидел в холле и беспокойно ждал звонка. Он переживал за них, за своих незадачливых малолетних компаньонов, единственных, кто согласился помочь ему, веря в его обман. Валить отсюда! Скорее валить!
У него вдруг так сжало в груди, что Павел резко встал и втянул ртом воздух. Ничто больше его тут не держит. Нечего ему тут делать. Не вернётся он в тот алкогольный ад, именуемый домом! Потому что он другой. Странно, что так, но да – другой. Он начинал осознавать это точно. Шумные компании и бухло никогда его особо не прельщали, и он увлекался этим лишь при необходимости поддержать друзей, которые и друзьями-то не были. Потому что в них он видел такое же тёмное прокуренное будущее. А теперь, если у него будут деньги, он свалит! Свалит далеко-далеко, и никто его здесь не будет помнить, никто его не найдёт. И заживёт где-то там новой, совсем другой жизнью! Лишь Шину хотелось ему обнять на прощание. Такой случай, он надеялся, ещё будет у него… но тяжелее всего было то, что и ей доверять он полностью не мог. Она знала многих ребят в районе, и он не мог сказать себе честно, в каких она с ними отношениях. Она слыла одиночкой и чуть ли не провидицей, и возможно действительно знала и чувствовала больше, но ведь всё это могло быть только маской.
Запутавшись совсем в собственных мыслях, Павел начал расхаживать по холлу. Тени от вешалок медленно росли и перемещались, одновременно с тем, как солнечные лапы блёкли, теряли силу. И школа вновь погружалась во мрак, и лежал где-то там мёртвый, иссушенный сторож… как плохо, всё-таки,
