Иван Коновалов - Сержант и капитан

Я вышел его проводить. Во дворе стоял Бабков и курил. Увидев нас, бросил козью ножку в снег и вытянулся по стойке смирно.

— Вот что, прапорщик, налейте-ка вы этому бравому солдату, он сегодня это заслужил. Рядовой Бабков, вы самогон пьете?

— Что ж я, не солдат, что ли? — бодро ответил тот.

Лавочкин налил ему стакан до краев. Бабков аккуратно с достоинством принял его, поднес ко рту, понюхал, оценивающе качнул головой и выпил в два глотка, не уронив ни капли. Умелец.

18 октября 1919 года. Бабков хороший солдат. Дисциплинированный, упредительный, даже, можно сказать, веселый. Но что-то в нем не так. То ли он не может понять, где находится, то ли не может с этим смириться, то ли, наоборот, пытается примириться с этим. Но в любом случае, он мучается, и это видно. И это мне не нравится. Если бы он не спас мне жизнь, я бы давно отдал его в контрразведку. Но контрразведка неизвестно где, в отличие от большевицкой ЧК, которая действует прямо в прифронтовой полосе. Я подумал: вот если бы я попал к красным и решил скрыть свое имя и звание, чтобы меня не расстреляли, и присоединился бы к красным, чтобы выжить, как бы действовал я? Стрелял бы я в своих? Нет, никогда. Поэтому не могу подумать, что Бабков стреляет в бывших своих, не отказавшись от них полностью. Либо я прожил слишком мало, либо размеры сундука, в который вмещается человеческая подлость, настолько огромны, что мне трудно их представить. Не могу я понять, почему я не верю своему новому ординарцу. В нем точно что-то не так. Попробую поймать его на этом. Лучше будет, если я поймаю его, хуже будет, если вся рота попадется благодаря ему.

На этом дневник капитана Корнилова обрывался, больше записей не было, хотя чистые страницы оставались. Никита долго сидел перед раскрытой тетрадью, пытаясь примириться с действительностью. Искренность капитана Корнилова не оставила ему выхода. Капитан Корнилов дошел до конца и не отступил. Сержант Корнилов поступит так же. Но капитан Корнилов сражался не в одиночку — с ним была его рота, его полк, его дивизия. Никите нужны союзники. Он взял телефонную трубку и набрал номер Митиного мобильного.

— Слушай, Никита, я тебя нанял для чего? Чтобы ты мне помогал в особых случаях. Этот случай еще не наступил, а ты первый приходишь за помощью. — Митя ходил из угла в угол своего кабинета, нервно потирая руки.

Никита сидел в кресле и водил взглядом за его перемещениями:

— Я к тебе не за помощью пришел. Я твой друг Ты много раз говорил об этом. И я тебе предлагаю совместное предприятие. Дело для людей, которые доверяют друг другу.

— Ты предлагаешь неприятности. Судя по тому, что ты рассказал, ты перешел дорогу серьезным людям, — Митя перестал перемещаться и присел на край своего стола, — Я должен посоветоваться с папой. Такие вопросы просто не решаются. Послушай, а мы что, с лопатами будем где-то что-то копать? Это смешно.

Никита, не желая терять союзника, политкорректно заметил:

— Смейся сколько угодно, ты участвуешь в деле или нет?

— Да, — Митя поднял руки, сдаваясь на милость победителя, — Исключительно для того, чтобы посмотреть, как ты будешь с лихорадочным блеском в глазах бегать по неизвестной тебе территории и взрыхлять ее. А я с бутылкой пива в руках буду хохотать над тобой. Потом мы вернемся в Москву и снова будем монотонно ломать и строить.

Они вместе рассмеялись. Никита похлопал своего друга по плечу и пошел к двери. На полпути обернулся и напомнил:

— Ты слово дал. Помни об этом.

— Договорились. Ты, главное, не забывай на работу выходить вовремя, искатель приключений, — мстительно кинул вслед Митя.

Как только Никита зашел в свой кабинет, зазвонил телефон. Никита поморщился. Лучше бы было, если бы трубку взял Петраков, а то ему с недавнего времени телефонные звонки приносят только несчастье. Телефон не обращал внимания на его мысли и продолжал трезвонить. Никита взял трубку. Это была Даша.

— Я вернулась и требую, чтобы ты уделил мне время. У меня родилась идея. Хочу, чтобы ты помог ее осмыслить. — Дашин голос просто звенел. Она рвалась к свершениям.

Вот оно, очарование коротких командировок куда бы то ни было. Движение туда, движение сюда. Взрыв впечатлений и отчаянный стук по клавиатуре. Никита долго был там, где каждый день — сюжет для небольшого рассказа, но не смог бы сейчас написать и двух строк о своей службе. Не потому, что он не умел писать, а потому, что у него не было времени научиться безучастно писать о чем угодно. Все, что произошло, случилось, стояло перед глазами, но разве можно этим делиться с посторонними. Патрули, зачистки, засады, стычки, перестрелки, сражения, гибель друзей и врагов — все слилось в нечто единое, из чего не знаешь, что вычленить. От описания открытия консервной банки штык-ножом до описания рукопашной схватки. Все важно. Нужно прожить лет пять вдали от всего этого, чтобы потом написать об этом относительно честно. Но у журналистов и писателей времени на это нет. Вот поэтому они пишут, а Никита не может. Остается только подчиниться любимой писательнице:

— Прибуду, когда назначите, моя несравненная создательница несравненных литературных образов.

— Корнилов, если бы я тебя не любила, мне пришлось бы сказать, что это пошлость. Не издевайся над тем, чем я занимаюсь. Я — не феминистка, но если будешь держать меня за дуру, самым высоким каблуком от Vicini мне не трудно заехать тебе в любое место, которое меня злит. — Даша запуталась в своих непритязательных образах.

— Даша, ты пьяна?

— Наконец-то ты понял, разведчик. Может, приедешь прямо сейчас? Овладеешь мной без сопротивления.

— Должен заметить, что теперь пошлишь ты. Но я еду. Жди. — Никита решил временно отложить свои предсказуемые приключения ради непредсказуемой, но почти обожаемой женщины.

Даша открыла дверь с бокалом вина в руках. Никита поморщился. Он терпеть не мог, когда кто-то пьет в одиночку, тем более женщина, тем более любимая. Или не любимая? Он уже не знал точно.

— Рада тебя видеть. Действительно рада.

Она нежно обняла его и положила голову ему на плечо.

— Ты хотела рассказать о новой сногсшибательной идее.

— А да! — Даша оттолкнулась от него, как будто очнувшись, и радостно хлопнула в ладоши, — Конечно! Знаешь, когда я была в Питере, мне пришла в голову чудесная мысль. Пойдем в комнату.

На столе в гостиной стояла бутылка французского вина и тарелка с нарезанным сыром. Даша называет это «набором для активизации мозговой деятельности». Вокруг «набора» разбросаны листы белой бумаги с пометками и рисунками. Муки творчества. Даша пишет всегда на компьютере, но начинает на бумаге. Потому что на старте она ужасно злится и психует, рвет и комкает исписанные листы, бросает их с ненавистью в корзину. Никита никогда не присутствовал при подобной сцене, но Даша сама призналась и добавила, что если бы начинала писать новую вещь на компьютере, то разбила бы его в первый же день. Импульсивная девушка.