Неожиданно с лесной опушки послышался окрик.
Тарзан взглянул.
Это был отряд запоздавших охотников, возвращающихся с севера. Они с трудом тащили за собой какое-то упирающееся животное.
Когда они приблизились к деревне, ворота распахнулись, чтобы впустить их. Рассмотрев жертву охоты, чернокожий народ вождя Мбонги испустил неистовый крик радости: дичь была человеком.
Когда пленника, все еще противящегося, потащили по улице, женщины и дети набросились на него с палками и камнями. И Тарзан, обезьяний приемыш, молодой и дикий зверь джунглей, удивился жестокому зверству животных своей породы.
Из всех обитателей джунглей одни только леопард Шита мучил свою добычу. Этика всех других тварей предписывала быструю и милосердную смерть.
Тарзан из своих книг извлек лишь отрывочные и скудные сведения об образе жизни человеческих существ.
Когда он гнался в лесу за Кулонгой, то думал, что его след приведет или к городу странных домов на колесах – домов, пускавших клубы черного дыма из большого дерева, воткнутого в крышу одного из них, или к морю, покрытому большими плывучими зданиями, которые, как он знал, назывались различно: судами, парусниками, пароходами и барками.
Поэтому он был очень разочарован жалким тростниковым поселком, который ютился в его родных джунглях и где не видно было ни одного дома хотя бы даже такой величины, как его собственная хижина на далеком берегу.
Тарзан убедился, что народ этот еще более злой, чем его обезьяны, и жестокий, как сама Сабор, и он переставал относиться с прежним уважением к своей породе.
Между тем чернокожие притащили пойманную жертву в середину деревни, привязали ее к большому столбу, прямо против хижины Мбонги, и воины, потрясая копьями и ножами, образовали вокруг него пляшущий и воющий хоровод.
Вокруг танцующих воинов уселись женщины: они били в барабаны и выли. Это сразу напомнило Тарзану Дум-Дум, и теперь, он уже знал, что последует дальше. Но все же сомнение закралось в него: не кинутся же чернокожие внезапно на мясо еще живой жертвы? Обезьяны никогда не делали этого.
Кольцо вокруг пленника все суживалось и суживалось в то время, как они скакали в разнузданной пляске под умопомрачительный грохот барабанов. Вдруг мелькнуло копье и укололо жертву. Это послужило сигналом для пятидесяти других копий.
Глаза, уши, ноги и руки пленника были проколоты; каждый дюйм его трепещущего тела стал мишенью жестоких ударов. Дети и женщины визжали от восторга. Воины облизывали толстые губы в предвкушении ожидавшего их угощения и соперничали друг перед другом в гнусности омерзительных жестокостей, которые они изобретали, пытая несчастного, все еще не потерявшего сознания.
Тогда Тарзан, обезьяний приемыш, решил, что удобное время настало. Глаза всех были устремлены на жуткое зрелище у столба. Дневной свет сменился тьмою безлунной ночи, и только горящие костры бросали тревожные блики на дикую сцену.
Человек-обезьяна гибко спрыгнул на мягкую землю в конце деревенской улицы. Он быстро собрал стрелы – на этот раз все, так как принес с собой длинные волокна, чтобы связать их в пучок. Он связал их накрепко, не спеша, и уже собирался уйти, как вдруг словно какой-то озорной бесенок залез ему в душу.
Ему захотелось сыграть какую-нибудь ловкую шутку над этими уродливыми созданиями, чтобы они снова почувствовали его присутствие среди них.
Положив связку стрел у подножия дерева, Тарзан стал пробираться по затененной стороне улицы, пока не дошел до той самой хижины, в которой он уже побывал, однажды.
Внутри была полная тьма, но, пошарив, он нашел предмет, который искал, и не медля повернулся к дверям.
Но выйти он не успел. Его чуткие уши уловили где-то совсем близко звук приближающихся шагов. Еще минута – и фигура женщины заслонила вход в хижину.
Тарзан безмолвно прокрался к дальней стене, и рука его нащупала длинный, острый охотничий нож. Женщина быстро прошла на середину хижины и на мгновение остановилась, ища руками вещь, за которой пришла. Очевидно, вещи этой не было на обычном месте, и женщина в поисках все ближе и ближе подвигалась к стене, у которой стоял Тарзан.
Она подошла теперь так близко, что обезьяна-человек чувствовал животную теплоту ее голого тела. Он замахнулся охотничьим ножом, но женщина как раз в это мгновение отодвинулась в сторону, и ее спокойное гортанное восклицание обнаружило, что поиски ее, наконец, увенчались успехом.
Она повернулась и вышла из хижины, и когда проходила в дверях, Тарзан разглядел, что она несет в руках горшок для варки пищи.
Он пошел за ней по пятам и, выглянув в дверь, увидел, что все женщины торопливо шли к хижинам и выходили из них с горшками и котелками. Они наполняли их водой и ставили на костры близ столба, где еще висела неподвижная окровавленная, истерзанная масса.
Выбрав минуту, когда, как ему казалось, никого поблизости не было, Тарзан поспешил обратно в конец улицы к своей связке стрел под большим деревом. Как и в прошлый раз, он опрокинул котел, а затем гибким кошачьим прыжком взобрался на нижние ветви лесного гиганта.
Бесшумно поднялся он выше, пока не нашел места, откуда сквозь просвет в листве мог свободно видеть все, что происходило внизу.
Женщины рубили истерзанное тело пленника на куски и раскладывали их по горшкам. Мужчины стояли кругом, отдыхая от разгульного танца. В деревне воцарилось сравнительное спокойствие.
Тогда Тарзан высоко поднял предмет, взятый им из хижины, и с меткостью, достигнутой годами упражнений в швырянии плодов и кокосовых орехов, бросил его в группу дикарей.
Предмет упал среди них, ударив одного из воинов по голове и сбив его с ног. Затем он покатился среди женщин и остановился у полуистерзанного тела, которое они приготовляли для пиршества.
Оцепенев, в ужасе смотрели на него чернокожие.
Это был человеческий череп, который лежа на земле, скалил на них зубы. Падение его с ясного неба казалось чудом. И чудо это охватило чернокожих страшным суеверным страхом. Все, как один, разбежались по своим хижинам. Своею хорошо рассчитанной выходкой Тарзан внушил дикарям вечный ужас перед какой-то невидимой и неземной силой, подстерегающей их в лесу вокруг их поселка.
Позже, когда они нашли перевернутый котел и увидели, что стрелы их снова украдены, в их бедном мозгу людоедов зародилась мысль, что они оскорбили какого-то могущественного бога, правящего этой частью джунглей. Он мстит им за то, что, выстроив здесь поселок, они не подумали умилостивить его предварительно богатыми дарами. С той поры народ Мбонги стал ежедневно оставлять пищу под большим деревом, откуда исчезли стрелы. Это была попытка задобрить таинственного Могучего.
