Александр Мартынов - Подкова на счастье

— Так, может, как раз вы и неправы? — протянул Тимка. Олег пожал плечами:

— Неа. Правы мы. Ну хоть потому, что Науман в жизни никого не обокрал, у староверов не то что наркоманов, а даже просто пьющих нет, а я умею в уме пятизначные цифры без калькулятора складывать. Вот и все сермяжные доказательства нашей правоты. Всё остальное выдумали, чтобы людям мозги туманить… Вот Тимка, как раньше наверх попадали? Покажи себя. На поле битвы покажи, открытие сделай, картину напиши. Не можешь? Сиди внизу и не чирикай. Не хочешь? Рвись наверх. Переделывай, переламывай себя — лень, тупость, трусость. Получилось? Вот тебе пьедестал. Не вышло? Сиди внизу и не гунди — или опять пробуй. И ещё. И снова. Кто больше умеет и больше отдаёт — тому почёт и слава… А как сейчас наверх попадают? Трепись. Подсиживай. Подкупай. Выкарабкался, осмотрелся — и усё, ты в своём праве. Даже если за тебя два и два секретарь складывает и при виде оружия тебя понос прохватывает с могучей неизбежностью… Раньше массы тянулись за вождями наверх. А сейчас вожди тянут масссы вниз, потому что сами из грязи выползли. И больше всего усираются, что народ проспится и спросит: "А чего это вы во дворцах живёте, а у меня в унитазе зимой моча замерзает?!" Вот чтоб массы этого вопроса не задавали — вот им игровые автоматы, вот водка, вот наркота, вот музончик квадратный, вот лотереи, вот шоу; развлекайтесь и не лезьте! Кто пискнул — тот фашист и против демократии. Хватай его — и в тюрягу надолго, чтобы он там пожалел, что у нас смертная казнь отменена. А что народ вымирает — так на наш век хватит, а там накройся всё ночным горшком.

Тимка не мог отделаться от ощущения, что это говорит не четырнадцатилетний мальчишка, а взрослый и очень умный, повидавший жизнь мужик. Но Олег был мальчишкой, именно мальчишкой, загорелым и слегка курносым. И от этого у Тимки появлялось чувство ущербности, потому что он обо всём это никогда не думал и даже просто не задавался вопросами — ну, например, почему жизнь совсем не похожа на то, что показывают и говорят по телевизору в новостях; почему нужно платить огромные деньги за кружки, секции, а всё то, что ничего не даёт человеку — чуть ли не даром; почему никто не решает проблемы, пути решения которых очевидны даже ему, Тимке — отнять деньги у тех, кто их наворовал и помочь бедным, беспризорным, безработным, строго наказывать тех, кто торгует наркотой, расстреливать тех, кто крадёт детей и повсякому издевается над ними, бомбить и сжигать бандюг в горных лагерях на юге…

— Тим, — тихо сказал Олег. — Есть закон и есть справедливость, — Тимка поднял глаза непонимающе. — Я знаю, о чём ты думаешь… В нашем мире закон — это отмазка для подонков. А справедливость — страшный яд для тех, кто правит. Потому что они по справедливости жить не могут в принципе. И придумывают всё новые и новые законы, по которым не могут жить нормальные люди. Тоже в принципе, физически… Поэтому нормальным людям приходится прятаться. Это печально, но это так. Если бы дядя Слав жил по законам, я бы сейчас сидел в колонии. Простой пример. Потому что я нарушил закон. Но я ведь не сделал ничего плохого, Тим. Понимаешь?. А те, кто пользовался услугами Радки Улыбышева, кто… кто насиловал его — они чисты перед законом, потому что нет никаких доказательств, одни эмоции. Понимаешь? — повторил Олег и поднял угол рта.

Тимка кивнул. Он в самом деле это понимал, более того — понимание именно вот сейчас оформилось в нечто реальное из смутного недовольства тем, что происходит вокруг. А Олег продолжал говорить:

— Я тоже сперва не понимал. Я сейчас словами Игоря буду говорить, как он мне в своё время объяснил… Есть… ну, в общем, такой кокон для всех людей. Его сплели из дебильной Музычки, из картин там разных, на которых не пойми что нарисовано, из вывихнутых законов. И люди в этом коконе рождаются, живут, умирают — и постепенно превращаются в мутантов, потому что даже воздух вокруг — отрава. И очень трудно из кокона прорваться. А большинство и не хотят уже. Потому что в какой-то степени внутри спокойней. А снаружи нужно постоянно думать самому, бороться, карабкаться… Иногда кто-то вырывается. Некоторые ухитряются вытащить с собой других людей. Как дядя Слава. Особо гениальные — выволакивают целые страны. Как Сталин, например.

— Стаалин?. — недоверчиво протянул Тим, и Олег засмеялся:

— Ну вот и кокон… Что, в школе сказали: Сталин — бяка? Когда он к власти пришёл, население СССР было где-то миллионов сто тридцать. Когда умер — почти двести. Принял страну, где радио было верхом прогресса, а оставил — с собственной электроникой и электротехникой и уже с телевизорами. Начинал — хорошего автомобиля сделать не могли, закончил — имели лучшие в мире танки и самолёты. А нынешние — наидемократичнейшие, всё разрешившие и смертную казнь отменившие — ухитрились сделать так, что у нас людей каждый год на миллион меньше становится, пылесосы покупаем в Корее, авиапромышленность вообще сдохла… Читать надо, Тим, сравнивать и анализировать, даже если нам по четырнадцать лет. Уже пор. А власти этого ужас как боятся — особенно боятся, что молодёжь думать начнёт. Вот и наслаивают кокон — "Фабрика звёзд", «Дом2», рэпфестивали… Наши предки были умнее: чужое — значит, надо сто раз проверить, а не от Сатаны ли это и подойдёт ли нам? А сейчас из нас додиков пытаются сделать, таких подопытных крысок с электродами в мозгах. Был такой эксперимент. Крысе в "центр удовольствия" в мозг вживили электроды, научили кнопку нажимать — тык, и кайф. Эта крыса умерла от жажды. Просто не могла отвлечься на то, чтобы попить — давила и давила кнопку. Знала, что умирает — и всё равно давила. Вот так.

Тим передёрнулся. И вспомнил пару раз виденных ребят, помешанных на компьютерах — в 13–15 лет с больными суставами пальцев, практически слепых, с изуродованной кожей лица, первыми признаками туберкулёза… И то, с каким восторгом они вновь и вновь опять садились за клавиатуру…

Олег потянулся, зевнул и вдруг прочитал:

Это Юнна Мориц. "Звезда Сербости". Если хочешь, потом почитаешь. У нас распечатки из Интернета…