Николай Асанов - Волшебный камень

— Шумный человек — пустой человек, — сказал Иляшев. — Ветром надуется — большой кажется, ветер выйдет — запах плохой.

Палехов отскочил от двери и со скучающим видом присел к столу секретарши, ожидая, когда выйдет Иляшев. Уйти он не мог. Он ясно видел это богом посланное вольфрамовое месторождение! Оно где-то недалеко, оно не может исчезнуть из жизни Палехова, как исчезали все мечты о стихийных открытиях, о славе, о наградах. Он готов был силой вырвать у остяка признание. Что это в самом деле? Вместо откровенного разговора остяк отвечает оскорблениями, а Саламатов даже посмеивается. Палехов так разозлился, что уже не мог сколько-нибудь спокойно прислушиваться к голосам, которые все громче звучали за дверью.

Иляшев вышел из кабинета, поклонился секретарше и, словно не замечая Палехова, тихо закрыл за собой дверь. Начальник разведки увидел в окно, как он сел на лохматого конька.

Сгорая от любопытства, Палехов ворвался в кабинет. Саламатов сидел за столом, что-то записывая в толстую тетрадку. Он поднял голову.

— А, ты еще не ушел? Очень хорошо… — и продолжал писать.

Инструментов на столе не было. Палехов окинул взглядом комнату. Не было их и в витринах. Там по-прежнему лежали образцы всех богатств края — начиная от кварца с золотыми вкраплениями и кончая комками глины, из которой местные горшечники лепили размокавшие от воды посудины. Было все, что добывали в районе или хотели добывать. Но инструментов не было.

— Где же инструменты? — испуганно спросил Палехов.

— Я вернул их Иляшеву. — Саламатов прочел на лице Палехова мгновенно сменявшие друг друга разочарование, злобу, гнев. Палехову стало трудно дышать. — Неудобно все-таки родовые инструменты отбирать. А ты не волнуйся, ты поглубже в землю смотри. Геолог должен не на семь сажен вглубь видеть, а метров на тысячу. Твое от тебя не уйдет.

Он словно раскрывал самые потаенные его мысли, словно видел не только написанное на лице, но и хранимое в душе. Палехов побледнел и молча стоял перед ним, не имея сил уйти. А Саламатов продолжал, уже не отрывая глаза от лица Палехова:

— Кстати, что там у вас в экспедиции делается? Перешли на зимние квартиры? А между прочим, довольно рано. Ссоры какие-то, романы, докладные, а тут мне телеграмму за телеграммой шлют из Москвы, полюбуйся! — Он протянул Палехову синий бланк. — Генерал Бушуев справляется, когда Нестеров начнет поиск.

— Господи, да ведь это не от меня зависит! Нестеров же все-таки больной человек…

— Ну, это как раз не твое дело, — сурово перебил его Саламатов.

— Да я ничего не говорю. Вот людей у нас нет.

— Людей он найдет. А теперь мне некогда, ты извини, что не задерживаю. Да, вот что, пришли ко мне Суслова. Мне хочется дать ему одно поручение.

— Суслов занят.

— Ничего, ничего, его работу и другие сделают. Ты пошли.

Голос у Саламатова стал жестким, и Палехов медленно отступил к двери.

Совещание назначено на восемь часов.

Вари все еще нет, хотя на улице стемнело. Желтый свет фонарей, приглушенный туманом, похож на приплюснутые капли растопленного масла, плавающие в мутной жидкости. Двери и окна магазина напротив дома экспедиции еще освещены, и там слышится торопливый, поспешный шум, как всегда перед закрытием.

Сергей зашел в коллекторскую.

Девушки бережно упаковывали собранные за лето пробы. Они заворачивали образцы и куски керна из буровых скважин в мягкую бумагу и укладывали в ящики. Нестеров присел у стола с пробами и начал рассматривать образцы. Больше всего ему хотелось, чтобы девушки заговорили о Варе, но они перебрасывались между собой незначительными фразами, а о главном, о том, что так занимало Нестерова, молчали. Ему пришлось спрашивать самому, но девушки отвечали неохотно:

— Да, у Вари много работы… Наверно, уехала на разведочный участок… Суслов просил ее проверить буровые…

Он почувствовал унизительную боязнь, что вот сейчас услышит еще что-нибудь, совсем сближающее Варю с Сусловым, и прекратил свои расспросы, искоса поглядывая на девушек.

Они ни в чем не были похожи. Даша Цузой, белорусская девушка с вихрастыми волосами цвета соломы, с твердым, сильным, не очень красивым лицом, простоватая и в обращении и в разговоре, и Юля, державшаяся высокомерно и независимо, кокетничавшая и своей профессией, и своей миловидностью. Что их свело за этим столом? Из того разговора, который он подслушал в первый день приезда, можно было понять, что Дашу привлек к работе Лукомцев, старатель, бродяга и зимогор, опытный разведчик по золоту, который пришел в экспедицию еще при Нестерове, чтобы стать проводником. А может быть, верно и то, что сказала сама Даша? Насмотревшись на смерть, она боялась убивать даже деревья? С нею, наверно, будет легко, она многое испытала в жизни. Ну, а Юля Певцова? Кто послал Юлю в этот медвежий угол? Можно ли рассчитывать на нее?

Юля заметила его испытующий взгляд и сказала:

— Вы так расстраиваетесь из-за этих алмазов, Сергей Николаевич, что мне хочется сделаться алхимиком вроде Муассона и создать их искусственным путем.

— Россия — единственная страна, Юленька, в которой не делают искусственных алмазов и не любят подделок.

— А знаете, я видела поддельные брильянты — стразы, они очень похожи на настоящие. Как же вы отличите поддельное от настоящего и стразы от подлинных брильянтов?

— Ну, это не так уж трудно. И то и другое испытывается на твердость.

— Но при таком испытании стразы будут испорчены, а они ведь тоже по-своему красивы, — засмеялась она.

Даша молчала, может быть, не очень понимая спрятанный за мудреными словами смысл. Нестеров с неудовольствием подумал, что разговор этот Певцова начала неспроста.

— А у вас самой хватит твердости, чтобы довести нашу работу до конца? — спросил он.

— У меня? Я, признаться, об этом не думала.

— А вы подумайте.

— Честно говоря, мне ужасно хочется в Москву! — вдруг сказала она проникновенным голосом, словно сознавалась в грехе. — И когда вы появились в экспедиции, я чуть не возненавидела вас. Даже наверное возненавидела бы, если бы вы были счастливчиком. Но… твердости у вас много, а вот счастья недостает. Так что я не знаю, как я поступлю…

— Что ты говоришь, Юлька! — испуганным шепотом сказала Даша.

Юля засмеялась.

— А ты не слушай наши разговоры, ты еще маленькая! — И снова повернулась к Сергею: — Я, честно говоря, увлеклась экзотикой. Начиталась романов. Ах, золото!.. Ах, геология — увлекательная и романтическая профессия! Знаете, кто во всем виноват? Джек Лондон! А теперь объясните мне: где же здесь романтика? Летом комары, зимой стужа. Ужасные ватные спецухи; я в этих штанах и в куртке больше похожа на медведя, чем на девушку. А руки во что превратились от камня? А лицо? А ведь меня считали хорошенькой…