М. Роуз - Парфюмер Будды

Небо осветила очередная молния в сопровождении симфонического раската грома, от которого задрожали стекла. Дождь забарабанил по окнам еще сильнее. Лампы в мастерской мигнули раз, другой и погасли.

Робби зажег несколько ароматных свечей и расставил по комнате. В их свете по стенам заплясали длинные зловещие тени.

– Эти свечи насыщены одним из моих новых ароматов. Ты должен сказать, как они тебе нравятся.

– Просишь того, у кого такой нечувствительный нос? – Гриффин пододвинул свечу поближе к черепкам и присмотрелся к ним. Надо было еще так много сделать. Какое облегчение сбежать от проблем в Нью-Йорке. Но вечно прятаться невозможно. Надо закончить перевод и вернуться домой. Закрыв записную книжку, он снял очки и потер переносицу. – С меня хватит. При таком освещении я мало что могу. Надо позвонить в гостиницу и узнать, исправно ли у них освещение. Если исправно, пойдем поужинаем. В темноте ты тоже мало что сделаешь.

– Свет скоро включат, – ответил Робби. – Кроме того, через час у меня встреча с журналистом. Хорошо, что им нужно мое интервью о новой линии духов. Немного прессы поможет найти выход лучше, чем наш маленький магазинчик.

Свет в гостинице действительно был, поэтому Гриффин подтвердил, что на следующее утро продолжит работу часов с десяти, потом одолжил зонтик и ушел.

Когда он шел по улице, то вспомнил о кукле для Элси и что она уже дожидается его в гостинице. Как обрадуется девочка! В конце Рю де Сен-Пер фонарь перегорел, и сквозь ливень было трудно что-нибудь разглядеть. Гриффин присмотрелся: полный мрак, даже машин на дороге не видно. Он шагнул с тротуара. Вино и радостные мысли о дочери прибавили его походке легкости. Гриффин не слышал и не видел машины, выехавшей из-за угла, до самого последнего момента.

Малахаю хотелось бежать, но это могло привлечь ненужное внимание. Если бы шел дождь, у него был бы повод. Но день был теплый, и люди в Центральном парке наслаждались погодой, выгуливали собак, катили детские коляски или просто любовались цветущими яблонями и вишнями. Воздух был наполнен ароматами цветов. Если бы не Жас Л’Этуаль, Малахай вряд ли бы это заметил. Еще две недели назад он редко размышлял о запахах. Теперь же он думал только об этом.

Малахай вошел в Шахматный дом слева от Молочной фермы. Внутри здания из красного и белого кирпича было прохладнее, и он почувствовал приятный фруктовый запах курительной трубки. Двое мужчин играли в шахматы за первым столом справа. Слева от них сидел бритый налысо мужчина лет за тридцать в твидовых брюках и голубой, застегнутой на все пуговицы рубашке. На столе перед ним рядом с шахматами лежала незажженная курительная трубка и открытая книга. Подойдя ближе, Малахай увидел иллюстрации шахматных досок.

– Изучаете защиту Петрова? – спросил Малахай.

Рид Уинстон поднял голову.

– Очень оригинальная игра, вы правы.

Лицо его было почти привлекательно: квадратная челюсть, мужественные черты, но глаза казались слишком маленькими, а десны при улыбке обнажались слишком сильно, и делал он это слишком часто, особенно если новости были не очень приятные.

– Возможно, одна из самых оригинальных, в какие мне доводилось играть, и просто восхитительная.

– Мне расставить фигуры заново? – спросил Уинстон.

– Нет, у меня мало времени для игры. Задержали в офисе, за что я приношу свои извинения. Но на кофе время есть. Присоединитесь ко мне?

Пока Уинстон складывал в шахматную доску фигуры из слоновой кости, Малахай беседовал с ним о знаменитой игре 1844 года между русским гроссмейстером Александром Дмитриевичем Петровым и Ф. Александром Гоффманом. На выходе из здания они продолжали разговаривать о шахматах, и лишь когда оказались на улице, Малахай перешел к тому, ради чего он пришел на встречу.

Каждую неделю Малахай проверял свой офис на наличие жучков. Но он был бессилен против дистанционных подслушивающих устройств, которые использовали в ФБР, следя за ним и его Фондом. За последние несколько лет Малахая допрашивали по поводу серии ограблений. Его даже арестовывали и заключали под стражу. Несмотря на то что его вину ни разу не доказали, для ФБР он по-прежнему оставался главным подозреваемым в любых преступлениях, связанных с инструментами памяти. Даже несмотря на то, что у ФБР не было очевидных причин для столь пристального внимания, он предпочитал определенные разговоры проводить вне помещений.

– Какие связи у вас в Париже? – спросил Малахай.

– Хорошие.

Какой-то малыш вырвался из руки матери и остановился перед мужчинами. Через секунду мамаша была уже рядом, извиняясь за него.

Малахай ей улыбнулся и просил не беспокоиться. Уинстону он не отвечал, пока мать с ребенком не оказалась на приличном расстоянии.

– Я бы предпочел превосходные связи.

– Я сделаю все возможное.

– На этот раз мне потребуются некоторые гарантии.

За последние несколько лет, несмотря на то что сам он в криминальных сделках не участвовал, Малахай оказывался по ту сторону закона уже несколько раз. За инструментами памяти охотился не он один, и несколько раз у него просто не было выбора, кроме как задействовать людей для довольно грязной работы. К сожалению, ни одна из этих попыток не увенчалась успехом.

– Уинстон, у нас было слишком много неприятностей. Упущено множество возможностей. Если на этот раз случится что-нибудь нежелательное, уверяю вас, в будущем мы работать с вами не будем.

– У нас была потрясающая команда…

Малахай положил руку на плечо молодого человека. Для стороннего наблюдателя они выглядели как отец и сын или дядя и племянник.

– Я не прошу вас оправдываться. Это просто маленький совет. Хорошо?

– Да, отлично, – сказал Уинстон, на этот раз без своей фирменной улыбки.

– Фотографии предмета будут доставлены вам домой завтра вместе с именем и адресом.

– Домой. Ха-ха. Если бы вы видели, где я живу, то не сказали бы так.

Они подошли к высокой глицинии арбор, разросшейся зелеными густыми лозами и покрытой пышными цветами лавандового тона. Прекрасные, словно витражи от Тиффани в его Фонде. Малахай поднял голову к низко висящим цветам и вдохнул их аромат. Он не помнил, чтобы прежде их нюхал. Недавно он прочел, что существуют цветы, аромат которых выделить невозможно. Химики научились создавать синтетические запахи, приблизительно похожие, но редко сравнимые с творением природы. Вернувшись к себе в офис, он собирался позвонить Жас и узнать, относится ли глициния к таким цветам.

– Вы когда-нибудь нюхали глицинию? – спросил Малахай Уинстона.

– Нюхал? Не припомню. – Он смутился, потом принюхался к воздуху. – Знаете… – Он принюхался еще. – Думаю, что да. Это напоминает дом моей бабушки. Наверное, большая лоза возле парадного крыльца была глицинией.