— Это оскорбление, за которое ты дорого мне заплатишь.
— Если речь идет о том, чтобы вытянуть из нас деньги, то назначь сумму.
— Нет, речь идет не о деньгах. Я хочу одного из твоих спутников.
— Теон Каи! — воскликнул капитан, отталкивая бандита. — Если ты будешь настаивать, клянусь тебе, что ты не выйдешь отсюда живым.
— А! Ты грозишь мне! Ну так смотри!
Пронзительный свист раздался в воздухе. Поднялась портьера, а за ней показались двадцать человек, направивших на путешественников двадцать аркебуз.
— Почему же ты не стреляешь в меня? — спросил бандит, смеясь. Капитан и его спутники, пораженные и испуганные, отскочили
назад и выхватили револьверы.
— Ты согласен уступить мне одного из твоих друзей? — продолжал Теон Каи.
— Нет, тысячу раз нет, — отвечал капитан. — Я этого не могу, Теон Каи.
Бандит знаком велел опустить аркебузы, взял капитана за руку и подвел его к двери, показывая ему четырех лошадей, навьюченных дорожными припасами. К седлам были привязаны четыре карабина и толстые патронницы, в которых, без сомнения, были порох и пули.
— Ты благородный человек, — сказал ему бандит, — я хотел испытать тебя, но ты железный, и храбрость твоя необычайна. Я хочу сделать тебе подарок. Возьми этих лошадей и будь свободен.
— Я тоже знал, что Теон Каи гостеприимен и щедр, — сказал капитан.
— Дай мне твою руку, чтобы я мог пожать ее.
Минуту спустя четверо путешественников уже были в седлах.
— Отправляйтесь! — сказал Теон Каи. — Отправляйтесь, не оглядывайтесь назад!.. Вне моего лагеря я не отвечаю за то, что может с вами случиться.
Всадники поняли угрозу и помчались в карьер.
Теон Каи остался на пороге со скрещенными руками и горящим взглядом; можно было подумать, что он замышляет что-то недоброе против отважных путешественников.
Лошади, которых расщедрившийся бандит подарил путешественникам, оказались хорошими животными тонкинской породы, столь же малорослыми, как сардинские жеребцы, красноватой масти, с крутой шеей, умными и живыми глазами и крепкими ногами.
Нельзя сказать, чтобы тонкинские лошади были лихими скакунами, но они хорошо выносят переходы по степям и горам, довольствуясь несколькими пригоршнями листьев и небольшим количеством воды. Бандит подарил им не только лошадей, но и много мешков с провизией, которые велел привязать сзади к китайским седлам, с короткими стременами, по восточному образцу, и большой попоной из толстого сукна, которая могла служить также и тентом во время привала.
Храбрый янки, все еще находясь в восторге от щедрости Теон Каи, ни одной минуты не сидел спокойно. Он покрикивал, подбадривая лошадей, пробовал провизию, то и дело набивал рот сухими фруктами и прикладывался, даже слишком часто, к фляжкам с водкой, висевшим в большом количестве вокруг седла.
— Кто бы мог подумать, — воскликнул он, — что этот бандит после угроз искрошить нас на куски подарит нам все это? Этот тонкинец, — я ведь уже ранее говорил вам, друзья, — самый великий человек во всей Азии! Я удивлен и совершенно сбит с толку. Ура Теон Каи! Ура!
— Поменьше жару, Джеймс, — сказал капитан, смеясь. — Этот человек — самый отчаянный негодяй, которого я когда-либо встречал в своей жизни.
— Что вы говорите? — спросил обиженно американец. — Разве вы хотите унизить в моих глазах этого великого человека?
— Вы слишком строги, капитан, — вмешался поляк, очарованный не менее американца.
— Я только справедлив, друзья, — возразил Лигуза. — Я нисколько не был бы удивлен, если бы сегодня ночью на нас налетела его шайка.
— Вы преувеличиваете! — настаивал упрямый янки. — Такой великодушный человек не может иметь в голове подобных мыслей.
— Разве вы не слышали, Джеймс, слов, сказанных им нам на прощание, и не заметили, каким они сопровождались взглядом?
— В самом деле, теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что вы правы. Эй, Мин Си, что ты думаешь об этом человеке?
— Jie! — просто отвечал китаец.
— Jie! Что означает это слово? Может быть, превосходный человек?
— Совсем напротив, Джеймс, — сказал капитан. —Jie— значит человек лживый, фальшивый, человек, у которого два языка и две совести.
— Должен ли я вам верить?
— Непременно.
— Если это говорите вы, то, конечно, так оно и есть, ибо разбойники должны быть вам известны лучше, чем мне.
— Это почему? — спросил удивленный капитан.
— Вы ведь итальянец, а Италия — родина всех разбойников.
— Италия — родина разбойников?! Неужели вы тоже один из тех, кто верит этим басням?
— Меня совершенно серьезно уверял в этом один англичанин, который попался им в руки во время своего путешествия по Абруццам.
— Этот англичанин смеялся над вами, Джеймс. Если послушать англичан и французов, Италия кишит разбойниками, между тем как их гораздо больше в Испании, Лондоне и Париже.
— Говоря по правде, в обеих столицах нет недостатка ни в убийцах, ни в ворах… Ах!
— Что такое?
— Накрапывает дождь.
— Плохо дело, Джеймс. Ну, доставайте попоны и прибавьте ходу; мне все кажется, что мы еще не избегли опасности.
Лошади, миновав несколько небольших холмов, выехали на большую равнину, покрытую кустами ананасов, — роскошными растениями, украшенными снизу доверху большими листьями длиной не менее метра и шириной в три или четыре пальца, из середины которых торчали мясистые, толстые стебли, увешанные ярко-желтыми плодами с треугольными чешуйками.
Американец, несмотря на то, что был нагружен провизией, собрал большое количество ананасов и объявил их восхитительными, в чем он был совершенно прав, так как все народы Индокитая называют ананас королем плодов.
В полдень, проскакав около двадцати миль, путники сделали привал, чтобы дать передохнуть лошадям и приготовить себе обед.
Американец опять вступил в должность старшего повара и положил на уголья огромный шестикилограммовый бифштекс, который обнаружил подвешенным к седлу коротенького канонира-трубача.
Пока он вместе со своим адъютантом хлопотал вокруг огня, капитан и китаец осматривали провизию. В кожаных мешках было более тридцати килограммов риса удлиненной формы, прозрачного, необычайно вкусного, который китайцы дают только больным, настолько это деликатесный продукт. На лошади поляка капитан нашел около сорока килограммов сушеной речной рыбы, которая уничтожается в громадных количествах во всем Южном Китае и в особенности в Тонкине. Кроме того, на других лошадях были гнезда саланганы, осетровые жабры, огромные кровавые бифштексы, сухие фрукты, водка и порядочная порция сахара, превращенного в сироп.
