— Внимание, проходим линию фронта, — предупредил Вайдеман. Никакой линии внизу не было. Та же степь, те же снега. Только где-то на горизонте дымно чадил подожженный дом, тянул над белой равниной черную ленту.
В небе слева вдруг что-то передвинулось и насторожило Пихта. Закачали крыльями пузатые транспортники, заметались турели с короткими спарками пулеметов ЯКи! Светло-зеленые истребители с яркими красными звездами стремительно сблизились с тяжелыми самолетами, и строй сразу же стал распадаться. Одна машина, задымив, пошла к земле.
— Русские! — закричал Вайдеман. — Звенья Пихта и Шмидта вниз!
Пихт, убрав газ, нырнул в образовавшуюся брешь и сразу же попал в клещи двух ЯКов. Он двинул ручку вперед, крутнул нисходящую спираль. Ушел! И тут в прицеле появился ЯК. Истребитель шел в атаку против трех «юнкерсов». Пихт дал длинную очередь. Трасса прошла перед носом истребителя. Русский летчик оглянулся назад, увидел повисший в хвосте «мессершмитт» Пихта, видимо, что-то закричал и змейкой стал закрывать своего товарища, который шел впереди.
Откуда-то сбоку вывалился Шмидт:
— Мазила! — заорал он, повисая на хвосте ведомого и стреляя из всех пулеметов. ЯК завалился на крыло и, рассыпаясь, полетел вниз.
Пихт бросил истребитель в сторону, оглянулся — своего ведомого нет. ЯКи и «мессеры» крутились, как взбесившиеся осы. Внизу на земле дымило несколько рыжих костров — горели первые сбитые самолеты. Русских было немного. Но две пары сковали Вайдемана. Две пары щелкали «юнкерсов». Три истребителя навалились на Шмидта и его ведомого. Шмидту удалось сначала вырваться из тисков, но на крутой горке его самолет потерял скорость и завис. В этот момент ЯК с короткой дистанции срезал самолет очередью. «Мессер» взорвался, рассыпав по небу куски крыльев и мотора. «Отвоевался, Шмидт», — успел подумать Пихт.
Строй «юнкерсов» распался окончательно. Теряя машину за машиной, группы разворачивались и, разгоняясь на планировании, пытались оторваться от ЯКов.
«Теперь попробуй уберечь себя», — приказал себе Пихт.
Он направил машину вверх, где дрался Вайдеман. Один из ЯКов, заметив его, вошел в полупетлю. «Вот черт, сейчас кто кого». Нажав на гашетки, Пихт отбил атаку. ЯК скользнул на крыло, тормозя щитками и стараясь зайти в хвост. «Нет, не отцепится». — Тыльной стороной перчатки Пихт вытер пот. На помощь ЯКу подоспел еще один.
— Фальке![6] — закричал Пихт, вызывая Вайдемана. — Отгони сверху, они зажали меня.
— Не смогу, Пауль… Тоже потерял ведомого… — хрипло отозвался Вайдеман.
В бешено перемещающихся линиях земли и неба Пихт все же увидел его самолет — единственный «фокке-вульф-190», который еще не вошел в серийное производство.
Все же Пихту удалось на несколько секунд отбиться от ЯКов. Он вырвался к Вайдеману, взглянул вниз — пора! В сетку прицела попал мотор. Короткая очередь сверкнула на мгновение.
— Что за дьявол! — услышал он сразу же испуганный голос Вайдемана. — У меня заклинило мотор!
— Попал снаряд?
— Наверное. Я выхожу, следи за мной.
— Хорошо.
«Фоккер» быстро проваливался вниз.
— Садись на вынужденную. Видишь карту? — спросил Пихт.
Вайдеман промолчал, видимо отыскивал на карте место, над которым сейчас летел.
— Видишь реку?
— Да, кажется, рядом можно сесть. Но там русские!
— Вряд ли. Зажигание выключено?
— Да.
— Перекрой баки!
Сильно раскачиваясь с крыла на крыло, «фоккер» Вайдемана планировал с выключенным двигателем. Вот он перевалил через овражек, достиг реки.
— Если русские — беги! — успел крикнуть Пихт.
Самолет Вайдемана врезался в сугроб и пропал в фонтане снега.
Пихт резко потянул ручку на себя. От перегрузки в лицо ударила кровь. Два ЯКа шли на него. Тогда он закрутил отчаянный штопор, вышел почти у самой земли и хотел уйти на бреющем. Но ЯКи, видно, серьезно решили доконать его «мессер». Тогда Пихт снова полез вверх. Последнее, что он увидел в холодном небе, — дымящий «юнкерс» и три качающихся парашютика.
Чей-то истребитель отвесно шел к земле и, воткнувшись в запорошенную донскую степь, взорвался, как большая фугасная бомба. «Мессеры» и «юнкерсы» скрылись. Теперь Пихт видел только ЯКи.
Взрыв у мотора сильно качнул самолет. В следующую секунду будто треснул фюзеляж. Пихт выпустил управление из рук и до боли сжал зубы. «Все, — на плечи навалилась страшная усталость. — Обидно, такая нелепая смерть»… Мотор захлебнулся и трясся оттого, что еще крутился погнутый винт. На мгновение Пихт услышал цепенящую тишину, а потом свист.
«А может, попробовать?» — лениво шевельнулась мысль.
Рука нашла у левого борта ручку, потянула вверх. Скрипнул задний козырек кабины и рванул фонарь. Морозный воздух хлестнул по лицу. И тут Пихт увидел кружащуюся внизу белую степь, проволочные заграждения, дорожки темных окопов. Правой рукой он раскрыл замок привязных ремней и попытался подняться в кабине. Но тяжелый воздушный поток прижал его снова к сиденью. Тогда он поставил одну ногу под себя, на кресло, потом другую, и когда до земли уже оставалось не больше пятисот метров, выпрямил обе ноги и вывалился из кабины.
Больно дернули лямки парашюта. ЯКи прошли рядом. В заиндевевших фонарях Пихт увидел любопытные лица пилотов.
На землю он свалился как будто сбитый ударом кулака, подбородок попал на твердую кочку земли. В снег закапала кровь. Он стянул перчатку и зажал рану.
— Да вот он! — услышал Пихт голос за спиной.
— Вот фриц проклятый, притаился, — проговорил другой.
— Тише, Семичев! Еще стрелять будет.
— Я вот ему стрельну!
Из глаз Пихта сами собой потекли слезы. Он уткнулся в колючий сугроб и замер. Над головой захрустел снег.
— Может, убился? — шепотом спросил один солдат.
— Давай перевернем. Кажется, дышит еще.
— А парашют добрый. Нашим бы бабам на платье…
— Да он сгодится и для военной надобности. Берем?
— Давай, — солдаты взялись за плечи Пихта.
— Я сам, — проговорил Пихт.
— Живой! Что-то лопочет по-своему! — обрадованно воскликнул солдат.
Пихт поднялся на колени и освободился от ремней парашюта.
— Не балуй, — отскочив и вскидывая винтовку, неожиданно закричал солдат в рыжей старой шинели и подшитых валенках, видимо, Семичев. — Хенде хох!
Другой, помоложе, маленький и узкоплечий, вытащил из кобуры парабеллум, поглядел на Пихта. И удивленно свистнул.
— Плачет…
— От мороза надуло, — сердито сказал солдат с винтовкой, Семичев, — он ведь немец, к нашей зиме непривычный.
