Ангел? Как это слово пишется – «а-н-г-е-л»?
Начисто утратив способность думать, Харуюки стоял столбом и пялился на девочку. Та взглянула на него и с очаровательной улыбкой сказала:
– Я сейчас печенье готовлю, подожди чуток, братик.
– …Уааа! – запоздало вскрикнул Харуюки и спрятал свое толстое тело за дверью гостиной. Затем, не в силах понять, что происходит, наполовину высунул лицо наружу.
Девочка удивленно склонила головку набок, потом снова улыбнулась и, отвернувшись, заглянула в духовку. Ее рыжеватые хвостики мягко закачались, блестя под светом зимнего солнца, вливающимся через окно.
На этой стадии Харуюки уверился, что перед ним не мираж.
Для иллюзии или галлюцинации девочка была слишком реальной. Значит, ответ может быть один: зловредная программа в его нейролинкере. Эта программа и скармливает Харуюки сверхвысокодетализированные образы, звуки и запахи. Непонятно, кто сделал эту имитацию и зачем.
Потому что никакой «младшей сестры» быть просто не могло.
Ну а полигональной подделки бояться нечего. Приняв такое решение, Харуюки вошел в кухню; «сестренка» с улыбкой подняла на него глаза.
Он защипнул веснушчатую щеку и потянул.
С помощью нейролинкера, общающегося с человеческим сознанием через квантовые сигналы, на аудиовизуальном уровне уже можно создавать виртуальную реальность, почти не отличимую от настоящей. Конечно, производительность процессоров и объем памяти накладывают ограничения, так что воссоздание одного человека – это предел.
Однако что касается других чувств, особенно осязания – то ли их оцифровывать трудно, то ли исследования медленно идут. В общем, такие вещи, как «человеческая щека» – текстура кожи, сопротивление мышц, упругое растяжение-сокращение – столь сложный комплекс ощущений идеально воспроизвести невозможно. Сделав то, что он сделал, Харуюки должен был ощутить нечто безжизненное, вроде резины.
– Че, чего ты делаееешь…
– Уу, уааааа?! – завопил Харуюки. Отдернув руку, он прыгнул назад и стукнулся спиной о холодильник.
Совершенное ощущение.
Мягкое, гладкое, молодое, живое – на его пальцах осталось идеальное ощущение «потягивания десятилетней девочки за щеку». Такого он никогда в жизни не испытывал.
Под пристальным взглядом сразу рассердившейся круглощекой девочки Харуюки потянулся правой рукой к нейролинкеру у себя на шее, расстегнул застежку и снял его.
Часы, календарь, иконки приложений и прочая информация ДР[1] – все это исчезло у него перед глазами.
Девочка не исчезла.
«Харуюки, прости».
Это было начало сообщения от матери – Харуюки лишь сейчас заметил, что она оставила его на домашнем сервере. Надев обратно нейролинкер, он стоял и слушал.
«Прости, но у нас два-три дня поживет дочка наших родственников. Ты ведь знаешь Накано Сайто-сана, моего двоюродного брата? Он срочно улетел в загранкомандировку, и я тоже сегодня улетаю в Шанхай. Я вернусь через три дня, ты присмотри пока за девочкой. Если что-нибудь случится, пошли мэйл. Пока».
Сая Арита, мать Харуюки, работала в коммерческом отделе американского банка. С работы она каждый раз возвращалась за полночь, время от времени летала в командировки, оставляя Харуюки одного на несколько дней, ну и так далее. Что касается нынешней поездки – Харуюки понятия не имел, в какой степени это действительно была работа, а в какой – приятный отдых в компании мужчины, с которым она встречалась. Если бы развод семь лет назад был не из-за того, что ее муж ей изменял, Харуюки счел бы странным, что его, Харуюки, оставили именно с матерью.
И поэтому еще с начальной школы за ним все время приглядывала семья Курасима, живущая в том же доме двумя этажами ниже, – то есть семья Тиюри.
Мать и отец Тиюри всегда принимали его очень тепло; с другой стороны, если бы они хоть раз дали понять, что Харуюки для них обуза, ему пришлось бы очень плохо. Если бы ему совсем некуда было податься, он бы, наверно, вырос в десять раз более забитым, чем сейчас.
Размышляя обо всем этом, Харуюки время от времени поглядывал на дочку Сайто-сана, хлопочущую на кухне.
Когда таймер духовки прозвенел, девочка открыла дверцу и достала металлический противень. Потянуло сладким ароматом. Похоже, пахло печеньем.
Девочка щипцами осторожно перенесла десяток печений на большую тарелку, покрытую пергаментной бумагой, потом удовлетворенно вздохнула.
С тарелкой в руках она развернулась и подняла глаза на Харуюки.
– Эммм… прости, что воспользовалась кухней без разрешения. Я подумала, что братик Харуюки захочет есть, когда придет… и вот…
Сейчас она куда тише, чем раньше.
Понятно, она тоже волновалась: для этого «братика», который должен будет за ней присматривать, она будет обузой или нет. Я совершенно безнадежен. Хотя мой противник сейчас – девочка, которую я вижу впервые в жизни, мне совершенно нечего бояться. Тем более я старше.
Чувствуя боль где-то внутри, Харуюки изо всех сил постарался надеть на лицо улыбку и сказал:
– Сп-пасибо. Умираю с голоду.
После этих слов девочка просияла, как весеннее солнышко.
– Это… я Томоко Сайто. Учусь в пятом классе начальной школы. Мы много лет не виделись, и ты мог забыть… Кажется, братик и я – мы троюродные. Это… я совсем неумеха, и я рада познакомиться.
По-прежнему держа тарелку в руках, она поклонилась. У Харуюки пульс подскочил до небес, потовые железы распахнулись на всю ширину.
Но тут же он вспомнил свои недавние мысли и сумел вернуть еле разборчивое приветствие:
– Ага, эээ, я… я Харуюки Арита, п-приятно познакомиться, Сайто-сан.
Мгновенный ответ «просто Томоко» и улыбка заставили Харуюки кинуться собирать разбежавшиеся мысли.
Накано Сайто-сан. Все, что он помнил, – что такой родственник у него есть. Ну, для двоюродного брата матери это нормально.
– …А т-ты тоже единственный ребенок в семье?
Томоко кивнула.
– Наша семья – только мы с папой. Ему вдруг понадобилось уехать в командировку, я сказала, что одна справлюсь, но он волновался. Сегодня он завез меня сюда после школы, а потом уехал в Нариту[2], – ответила Томоко, ставя тарелку с печеньем на стол. Харуюки вдруг сообразил:
– А, значит, с моей мамой ты не виделась.
– Нет. Мне просто дали временный ключ от дома братика.
Это было очень удачно. Если бы ее встретила мама, она бы точно не стала скрывать недовольства.
Однако.
Если так, то… это получается, я три дня буду жить вдвоем с этой девочкой.
Нет-нет, нечего паниковать, дебил. Противник – всего лишь пятиклассница из начальной школы. Между нами целых два года разницы… Два года?.. Это что, «целых»?
