— И не забудьте Старушку Райли, Макса Миллера и Макса Уолла! Это во имя их вы страдаете сегодня!
Когда монотонно гудящий вертолет исчез из вида, женщины забормотали что-то, кривя губы в неодобрительной усмешке, пока Джордж Формби пел о кончике своей маленькой сигары, но все же встали в длинную послушную очередь к ресторану.
И восемь дней спустя они все еще будут стоять там, или сидеть, или лежать, где упали. Сквозь стеклянные стены ресторана у них будет возможность каждый день между тремя и пятью часами видеть, как официантки расставляют на столах маленькие сэндвичи, лепешки и пироги, а несколько позже опять убирают их. И если какая-нибудь леди подаст сигнал официантке, та лишь помашет в ответ, глянет с извиняющейся улыбкой и укажет на сообщение о том, что ресторан закрыт.
Одна пухлая средних лет домохозяйка в пестром костюме с явным неодобрением крепко прижала к животу сумочку. Песни Джорджа Формби, теперь уже скорее грубые, тем не менее все еще были в ходу.
— У меня отвратительное ощущение, — сказало она. — Это безнравственно…
— Не начинайте суматоху, дорогая.
Забыв недавнее огорчение и беззаботно крякая, веселые утки снова ковыляли по лужайке.
4. Спой мне, милая, в нашем замке агонии
— Выбросишь меня у Эрлс-корт, ладно? — сказал Джерри, поглаживая затылок пилота своим пистолетом.
Вертолет сердито сунулся вниз, к плоской крыше заведения «Бир-Э-Гого», недавно построенном на площадке рядом с Биллабонг-Клуб, и завис там с явным нетерпением.
Джерри открыл люк и выпрыгнул, элегантно провалившись через тонкое шиферное покрытие и приземлившись с глухим ударом на заплесневелых мешках с мукой, наполнивших его нос запахом сырости. Крысы бросились врассыпную, но оглянулись, чтобы посмотреть на него из темных местечек. Он со вздохом поднялся, отряхивая костюм и наблюдая через образованное его телом отверстие с острыми краями, как геликоптер исчезал в небе.
Джерри вышел из помещения склада и стоял теперь на площадке лестницы, прислушиваясь к мощным звукам, доносившимся снизу. Переселенцы праздновали неделю под девизом «Помочись на померанца», накачиваясь домашним пивом или «поклевывая лакомые штучки у девочек», как они это называли.
До него доносился их бесконечный смех по поводу шуток, которыми они обменивались друг с другом:
— А вот прекрасная капелька пивка, приятель!
— А я тебе говорю, дятел, что Шила была как пылающий стакан с холодным пивом.
— Смотри, не разлей свое е…ное пиво, молодчина!
Громкое пение тоже посвящалось пиву либо его отсутствию. Они, казалось, были «накачаны» до предела. Джерри осторожно прошел вниз по лестнице и прокрался мимо главной комнаты. На мгновение он оказался ослеплен нарядными костюмами цвета электрик (синие цвета Королевского Креста), но смог все же добраться до парадной двери на Варвик-авеню, заполненную «дормобилями», миниавтобусами «фольксваген» и «лэндроверами», покрытыми изображениями кенгуру, эму и киви и поголовно помеченными «На продажу».
Джерри бросил серебряную иену мальчишке-негру с лицом, перепачканным белой глиной:
— Найдешь такси?
Мальчишка с важным видом удалился за угол и бегом вернулся назад. Следом за ним появилась тощая лошаденка, тащившая «Лаванда-Кэб», из-под тонкого слоя окраски которого проглядывал коричневый налет, а обивка потрескалась и местами порвалась. Огромных размеров молодой человек на кучерском ящике носил длинную бороду и фетровую шляпу; он подал плетью сигнал забираться в двухколесный экипаж, который закачался и заскрипел под Джерри.
Потом хлыст щелкнул над выступавшими костями лошади; бедное животное дернулось вперед, всхрапнуло и с неимоверной скоростью ударилось в галоп по улице. Джерри уцепился за стенки экипажа, который, раскачиваясь из стороны в сторону, мчался через перекресток. Где-то над головой он услышал странное, дикое монотонное мычание и догадался, что это возница пел под перестук копыт лошади. Мелодия походила на «С давних пор», и только некоторое время спустя Джерри понял, что эта песня была в фаворе во время войны 1917–1920 годов:
— Мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь,
— пел кучер, —
Потому что мы здесь.
Мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь.
Мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь.
Мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь.
Мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь.
Мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь.
Мы здесь,
Потому что мы здесь,
Потому что мы здесь.
Потому что мы здесь.
Джерри распахнул люк на крыше и прокричал в поющее, со стеклянными глазами лицо свой адрес. Кучер продолжил мычать, лишь резко дернул поводьями, чтобы кэб повернул, отбросив Джерри назад на сиденье и с глухим стуком захлопывая люк.
— Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь. Мы здесь, потому что мы здесь. Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь.
По улочкам западного Лондона, таким безлюдным и прекрасным в мягком, отфильтрованном деревьями солнечном свете, к окруженному высокой стеной Лэдброук-Гроув, когда-то вмещавшему в себя Конвент бедных и честных, — изолированному месту, где царил порядок. Джерри купил его у католической церкви незадолго до реформации. Из-за тяжелых металлических калиток, венчавшихся колючей проволокой, к которой было подведено напряжение, доносились звуки исполняемой Битлс песни «Вернемся в СССР». Джерри вышел из кэба, и прежде, чем он успел заплатить, возница погнал лошадь кнутом в сторону Килбурна, все так же продолжая распевать своим высоким голосом.
— Дорогая Пруденс, не выйдешь ли поиграть, — зазвучало, когда Джерри положил ладонь на плату опознавания, и калитка открылась. Как обычно, он глянул на надпись «Вьетгроув», намалеванную на северной стене Конвента. В течение двух лет она все так же красовалась на стене и продолжала озадачивать Джерри: она не производила впечатление работы обычных малевателей лозунгов.
Пройдя через обсаженный вязами двор к мрачному кирпичному дому, Джерри услышал вымученный крик, шедший из одного из зарешеченных верхних окон, и узнал голос своего последнего подопечного (которого он и пришел захватить с собой на природу) — бывшего председателя Совета искусств Великобритании, весьма известного в начале сороковых годов своей суровой оппозицией Хэмфри Богарту, а ныне ожидающего последнего сокрушающего преобразования.
