— Поднимайтесь на второй этаж, — бросает сэр Долби.
Я подчиняюсь. На площадке второго этажа дверь с обивкой распахивается в уютную комнату, обтянутую голубым атласом. Гнездышко любви. Она представляет собой мальчишечью светелку, где самый юный из сэров Долби позволяет себе маленькие шалости. Он начихал на замок своего папаши, висячий мост которого нагоняет на него тоску, и предпочитает резвиться в своей шикарной бонбоньерке.
Он возлегает на кровати в халате из черного бархата с шотландским воротником. Читает религиозный журнал.
— Совсем один! — удивляюсь я.
— Да, у меня здесь нет слуг. Мне хватает одной горничной, я люблю простоту в быту.
Над глазами у него пластырь, бикоз его брови были немного повреждены мною накануне. Это придает ему шутоватый вид и вызывает у меня улыбку, похожую на ломоть спелой дыни.
— Это вас забавляет?
— Ужасно. Вы похожи на любимого клоуна моей светлой юности.
— Вы пришли сюда только для того, чтобы сообщить мне об этом? Нет.
— Тогда зачем же?
Его голос резок и гремуч, как ржавый флюгер, Я зашел поговорить о событиях этой ночи.
— Я не понимаю.
— Сейчас поймете.
Я бесцеремонно усаживаюсь на его лежанку. Это его шокирует, Тоже мне чистоплюй!
— Хочу поговорить о случившемся в тупике, вы понимаете, что я имею в виду ваше намерение размазать меня по стенке вашим чертовым грузовичком!
— Но я…
— Не прикидывайтесь, барон моей мошонки!
— Но это ложь! Вы оскорбляете меня…
И тут, друзья, ваш Сан-А. взрывается. Вы знаете, что такое красный цвет? Надеюсь, что вы не дальтоники, черт вас подери! Вы соблюдаете приличия, вы ведете светскую беседу. И вдруг вас охватывает бешеная ярость. Вы готовы кулаками разнести Эйфелеву башню на зубочистки. Я делаю «брык», и мой каблук находит его челюсть. Он клацает, как аллигатор, всунутый в шкуру каймана, вскакивает с кровати, и вновь начинается кулачный бой. Славная потасовка, это я вам говорю!
Он хватает ночник (из натурального порфира Руби-Роза) и запускает им в мою витрину. Я не успеваю уйти, и его ножка рассекает кожу над Правым ухом.
В глазах плывут тридцать шесть свечей, среди которых сияет моя счастливая звезда! Только ее подключили в сеть с переменным током.
Я отпускаю оплеуху раскрытой пятерней. Его голова уходит сантиметров на сто назад, и месье бросается на меня. Мы валимся навзничь на кровать. Если бы кто-нибудь увидел вашего Сан-А. в эту минуту, он счел бы, что тот изменил слабому полу, да, голубчики. И тем не менее, несмотря на то, что мы с сэром Долби катаемся по лежбищу, это честная и суровая мужская схватка. Кроме града тумаков, между нами ничего нет. Мы грохаемся на пол по другую сторону и, сцепившись, катимся до камина. Долби совершает прыжок карпа на берегу, но, потеряв равновесие, врезается своей кубышкой в мраморную облицовку и затихает. Нокаут, не везет так не везет!
Я немного выжидаю, и так как он не двигается, просовываю руку под его халат, чтобы узнать, как там его многострадальное сердце. Оно бьется весьма удовлетворительно.
Я направляюсь в смежную ванную комнату, смачиваю полотенце холодной водой и возвращаюсь, чтобы освежить ему лицо. Через несколько секунд он приходит в себя.
— Ну что, полегчало?
— У меня раскалывается голова!
Я в этом не сомневаюсь.
У него на макушке вздулся шишак величиной с мой кулак. Я помогаю бедолаге добраться до кровати.
— Послушайте, — говорит он, — я не имею никакого отношения к нападению, в котором вы меня обвиняете. Возьмите газету и посмотрите на последней странице…
Я повинуюсь. В самом низу четвертой страницы вижу заметку, в которой сообщается об угоне грузовичка сэра Долби. Машину шокнули вчера вечером со стройки.
— Вот видите! — торжествует Филипп. — К тому же всю прошлую ночь я провел дома в компании двух своих друзей. Мы выпивали и играли в шахматы с десяти вечера до пяти утра. Вам нужны их показания? Это сэр Хаккашифер и лорд Хаттьер…
В его голосе чувствуется разочарование и усталость. Он кажется грустным. Ему здорово досталось. А может быть, он действительно ни в чем не виноват?
Меня постоянно преследует эта идея фикс Старика.
— Хотел бы я знать, кто вы на самом деле и что вам здесь нужно, — говорит он. Ваше поведение неестественно, месье Сан-Антонио.
Скоро я расскажу вам об этом, если вы еще не догадались. А пока остановимся. Поставьте себе компресс и примите аспирин.
— Вы возвращаетесь к Синтии? — скрипит он.
— Точнее, к ее тетушке.
— Скажите ей, что я бы хотел ее видеть. Она даже не позвонила утром, чтобы узнать, как я.
— У нее не было времени, утром в Оужалинс Кастл как раз начался пожар, а это отвлекает.
Я покидаю его.
По сути дела, я ничуть не продвинулся. Правда ли, что грузовичок действительно угнали? Действительно ли Филипп провел ночь с друзьями? То, что он поспешил представить мне свое алиби, еще ни о чем не говорит.
в которой я вновь обретаю родину-мать, а Берюрье — матушку О'Пафф
— Да Б… М…. ни один из этих д… не болтает по-французски!
Это восклицание, исходящее из группы внимательных слуг, указывает мне на то, что в ней присутствует Доблестный.
Я подхожу к ним и вижу Жиртреста, багрового от возбуждения, с огрызком удочки в руке, жестикулирующего и брызжущего слюной, как мальчик — рассыльный из Лиона.
— Послушай, дядя, — вмешиваюсь я, — что с тобой случилось?
Он толкает Майволдерна, тот горничную, та садовника, тот прачку, а та уже кухарку (которая успевает послать ему проклятье на букву х…) и, наконец, слугу.
— Что со мной случилось! — трясется Грубиян. — Что со мной случилось? Ты лучше посмотри!
И он машет обрубком удочки.
— Из фибролита, — стонет. — Не хило, а? Она гнется, но не ломается.
— И что, Толстый? Ты подцепил очередную кашалотиху?
— Хуже!
— Ну, выкладывай…
— Представь себе, что я прорыбачил около часа, когда вдруг начинаю протирать свои глазенапы, так как вижу рядом со мной откуда ни возьмись появившийся остров. Говорю тебе, целый час я не замечал его. Я подумал, что это что-то типа миража или что у меня поехала крыша. Короче, продолжаю рыбачить. Наконец, забрасываю блесну к берегу острова. И что же я вижу? Остров распахивает хавальник, рядом с которым крокодилья пасть показалась бы муравьиной, и заглатывает мою блесну. А потом исчезает под водой, махнув хвостом длиной метров в двенадцать… Волна чуть не захлестнула меня. А ведь я всегда стою повыше на берегу, осторожность не помешает, никогда не знаешь, на кого нарвешься. Я тяну изо всех сил, и мое удилище ломается. Видишь, что от него осталось, старина! Чтобы поверить в это, надо это видеть!
