Каждые несколько минут он громко звал по имени профессора и его ассистента. Следившие за ним из хижины женщины слышали, как звук его голоса становился все слабее и слабее, пока, наконец, его совсем поглотили мириады шумов первобытного леса.
Когда профессор Архимед Кв. Портер и его ассистент, Самюэль Т. Филандер, после долгих настойчивых уговоров последнего, решились, наконец, повернуть свои стопы к лагерю, то они, хотя этого и не сознавали, безнадежно заблудились в диком и запутанном лабиринте джунглей.
Еще чудо, что они направились к западному берегу Африки, а не к Занзибару на противоположной стороне Черного Континента.
Когда они добрались до берега и не нашли лагеря, Филандер стал уверять, что они находятся к северу от места своего назначения, в то время, как на самом деле они были в двухстах ярдах на юг от него.
В голову этих непрактичных теоретиков ни разу не пришло громко крикнуть, чтобы привлечь внимание своих друзей. Вместо того, с непоколебимой уверенностью, созданной дедуктивными рассуждениями, основанными на ложной предпосылке, мистер Самюэль Т. Филандер крепко ухватил за руку профессора Архимеда Кв. Портера и, несмотря на слабый протест старого джентльмена, повлек его по направлению Кантоуна, находящегося в тысячи пятистах милях к югу.
Когда Джэн Портер и Эсмеральда увидели себя в безопасности за дверью хижины, первой мыслью негритянки было забаррикадировать дверь изнутри. Она обернулась, чтобы поискать что-нибудь подходящее для этой цели. Но взгляд, брошенный во внутренность хижины, вызвал у нее крик ужаса, и, подобно испуганному ребенку, громадная черная женщина побежала к своей госпоже, чтобы спрятать лицо на ее плече.
Джэн Портер, обернувшись на этот крик, увидела причину его – лежащий ничком на полу скелет мужчины. Другой взгляд – и она увидела второй скелет на постели.
– В каком мы ужасном месте! – прошептала пораженная ужасом девушка. Но в страхе ее не было паники.
Наконец, освободившись от неистовых объятий все еще орущей Эсмеральды, Джэн Портер перешла через всю комнату, чтобы заглянуть в маленькую колыбель, уже зная наперед, что она увидит, раньше, чем крошечный скелетик открылся перед нею во всей своей жалостной и трогательной хрупкости.
О какой страшной трагедии говорили эти бедные кости? Девушка вздохнула, при мысли о том, какие случайности могут ожидать ее и ее друзей в этой роковой хижине, какие признаки таинственных и, быть может, враждебных существ реют над нею.
Но она пересилила себя и, нетерпеливо топнув маленькой ножкой, постаралась отогнать мрачные предчувствия. Затем, обратясь к Эсмеральде, велела ей прекратить свои вопли.
– Молчите, Эсмеральда, молчите сию же минуту! – крикнула она. – От вашего крика только хуже. Господи, я никогда не видела такого большого младенца!
Она докончила эти слова с грехом пополам и с маленькой дрожью в собственном голосе, вспомнив о трех мужчинах, на покровительство которых она рассчитывала и которые скитались теперь в глубинах ужасного леса.
Вскоре девушка увидела, что дверь была снабжена внутри тяжелой деревянной перекладиной, и, после нескольких попыток, соединенные силы обоих женщин помогли, наконец, им вдвинуть ее на место в первый раз после двадцати лет.
Тогда они, обнявшись, сели на скамейку и стали ждать.
После того, как Клейтон исчез в зарослях, бунтовщики принялись спорить о своих дальнейших намерениях. В одном они все были согласны, что им следует поспешить вернуться на стоящий на якоре «Арроу», где они могли быть в полной безопасности по крайней мере от копий незримого врага. Итак, пока Джэн Портер с Эсмеральдой баррикадировались в хижине, трусливая шайка поспешно гребла к своему кораблю в двух лодках, доставивших их на берег.
В этот день Тарзан увидел столько всего, что его голова шла кругом. Но самое удивительное зрелище из всех было для него – лицо прекрасной белой девушки.
Наконец, тут одна из его собственной породы, – в этом он не сомневался! И молодой человек и оба старика также были именно такими, какими он рисовал себе людей.
Наверно и они так свирепы и жестоки, как и другие люди, которых он видел. Тот факт, что они были безоружны, служил вероятно объяснением, почему они еще никого не убили. Быть может, они были совсем другими, если бы у них в руках оказалось оружие.
Тарзан видел, как молодой человек поднял упавший револьвер раненого Снайпса и спрятал его у себя на груди, и он видел также, как он осторожно передал его девушке, когда та входила в хижину.
Тарзан не понимал ничего в их мотивах, но так или иначе, интуитивно, молодой человек и оба старика ему нравились, а к молодой девушке он чувствовал странное влечение, которое он едва понимал. Что же касается большой черной женщины, она, очевидно, каким-то образом имела отношение к молодой девушке, и потому она тоже ему нравилась.
К матросам, и в особенности к Снайпсу, Тарзан определенно чувствовал ненависть. Он знал по их угрожающим жестам и по выражению их скверных лиц, что они были врагами той другой группы, и потому решил тайно за ними присматривать.
Тарзан дивился, почему мужчины пошли в джунгли, но ему и в голову не могло прийти, что можно заблудиться в спутанной чаще низколесья, которая для него была также ясна, как для вас главная улица в родном вашем городе.
Когда он увидел, что матросы отплыли к кораблю, и сообразил, что девушка и ее спутница в безопасности в хижине, Тарзан решил пойти в джунгли вслед за молодым человеком и узнать, какое у него могло быть там дело. Он быстро помчался по направлению, избранному Клейтоном, и вскоре услышал слабые из-за расстояния и теперь уже лишь редкие оклики англичанина.
Вскоре Тарзан настиг белого человека; почти доведенный до истощения, тот прислонился к дереву, вытирая со своего лба пот. Обезьяна-человек, безопасно скрытый за ширмой листвы, сидел и внимательно изучал этот новый экземпляр своего собственного рода.
По временам Клейтон громко кричал, и, наконец, Тарзан понял, что он ищет стариков.
Тарзан собрался-было сам идти на поиски за ними, как вдруг заметил желтый блеск гладкой лоснящейся шкуры, осторожно пробиравшейся сквозь джунгли к Клейтону. Это был леопард Шита. Теперь Тарзан слышал тихое шуршание трав и удивлялся, почему белый молодой человек не насторожился. Могло ли быть, чтобы он не слышал громких шагов? Никогда раньше Тарзан не видел Шиту таким неуклюжим. Но нет, белый человек ничего не слыхал. Шита приготовился к прыжку, и тогда, в тишине джунглей, раздался пронзительный и леденящий кровь боевой крик человека-обезьяны.
Шита повернулся и, с треском ломая ветви, исчез в кустах.
