Эдельман глубоко затянулся и выжидательно посмотрел на Брига. Никакой реакции не последовало.
– Вы понимаете, что это значит, генерал? – спросил он, и Бриг устало покачал головой. Эдельман выключил сканер и вернулся на свое место на столе. Взял со стола блокнот, а из нагрудного кармана – карандаш. Быстро начертил схему: глазные яблоки, глазной нерв, мозг в разрезе – вид сверху. – Глазные нервы, по одному от каждого глаза, уходят в эту узкую щель, здесь они сливаются, потом снова разветвляются и уходят в разные полушария мозга.
Бриг кивнул, и Эдельман подчеркнул то место на схеме, где глазные нервы образовывали перекрест. На утомленном напряженном лице Брига появилось понимание.
– Ослепла? – спросил он, и Эдельман кивнул. – На оба глаза?
– Боюсь, что да.
Бриг склонил голову и осторожно потер пальцами веки. Не глядя на Эдельмана, спросил:
– Это навсегда?
– Она не будет видеть, не будет отличать света от темноты. Трасса осколка проходит через перекрест глазных нервов. Все как будто свидетельствует, что они перерезаны. Медицина не владеет способами исправить это повреждение. – Эдельман шумно выдохнул и продолжил: – Короче говоря, ваша дочь полностью и навсегда ослепла на оба глаза.
Бриг вздохнул и медленно поднял голову.
– Вы ей сказали?
Хирург отвел взгляд.
– Я надеялся, что ей скажете вы.
– Да, – согласился Бриг, – так будет лучше. Я могу с ней увидеться? Она в сознании?
– Под легким наркозом. Боли нет, легкое неудобство. Поверхностная рана незначительна. Мы не пытались извлечь осколок. Это серьезная нейрохирургическая операция. – Он встал и показал на дверь. – Да, вы можете с ней увидеться. Я отведу вас к ней.
Коридор, ведущий к операционным, был уставлен носилками, и Бриг узнавал на них многих своих гостей. Он несколько раз останавливался, чтобы коротко поговорить с тем или другим, потом вслед за Эдельманом прошел к палате в конце коридора.
На высокой кровати у окна лежала Дебра. Она была очень бледна, в волосах виднелась засохшая кровь, на глазах – толстая повязка.
– Здесь ваш отец, мисс Мардохей, – сказал ей доктор Эдельман, и она быстро повернула к ним голову.
– Папа?
– Я здесь, девочка.
Бриг взял протянутую ему руку и наклонился поцеловать дочь. У нее были холодные губы, чувствовался сильный запах лекарств.
– Как мама? – беспокойно спросила она.
– Она в безопасности, – ответил Бриг, – но Ханна...
– Да. Мне сказали, – остановила его Дебра; у нее перехватило горло. – Как Джо?
– Он сильный, – ответил Бриг. – Справится.
– А Дэвид?
– Он здесь.
Она быстро приподнялась на локте, лицо ее радостно осветилось, она завертела перевязанной головой.
– Дэвид, где ты? Черт бы побрал эти повязки. Не волнуйся, Дэвид, просто мои глаза должны отдохнуть.
– Нет, – Бриг не отпускал ее руку. – Он снаружи, ждет. – Дебра разочарованно откинулась на подушку.
– Попроси его зайти ко мне, пожалуйста, – прошептала она.
– Да, – согласился Бриг, – но немного погодя. Мы с тобой должны кое о чем поговорить.
Должно быть, она догадалась, почувствовала по его тону, потому что немедленно застыла. Впала в свою необычную неподвижность испуганного зверька.
А он был солдатом и действовал по-солдатски, хотя и пытался смягчить свои слова; но горе, звучавшее в его голосе, мешало. Единственным доказательством того, что дочь слышала его, были ее руки; они напряженно, судорожно сжимались, как корчится маленькое раненое животное, потом расслаблялись и замирали в его костлявых руках.
Она ни о чем не спрашивала, и, когда генерал договорил, оба некоторое время молчали. Он первым нарушил молчание.
– Сейчас я позову к тебе Дэвида, – сказал он, но Дебра тотчас яростно выпалила.
– Нет! – Она схватила отца за руку. – Я не могу сейчас с ним встречаться. Мне нужно подумать.
Бриг отправился в комнату ожидания. Дэвид нетерпеливо встал ему навстречу; чистые линии его лица, казалось, были вырезаны из бледного полированного мрамора, темные глаза резко выделялись на этом фоне.
Бриг поспешно сказал:
– Никаких посетителей. – Он взял Дэвида за руку. – До завтра ты не сможешь с ней увидеться.
– Что-нибудь не так? Что? – Дэвид пытался добиться ответа, но Бриг остановил его и повел к выходу.
– Ничего. Она выздоровеет, но сейчас ей вредно волноваться. Увидишься с ней завтра.
* * *
Вечером Ханну похоронили в семейном склепе на горе Олив. На похоронах присутствовало не много народу: трое мужчин, с полдесятка родственников, у которых были причины оплакивать и других погибших и раненых.
Брига ждала машина, чтобы отвезти на заседание Главного штаба: там будут рассматриваться ответные меры – новый поворот безжалостного колеса уничтожения, катящегося по этой беспокойной земле.
Джо и Дэвид сели в "мерседес" и молчали, Дэвид не спешил включить мотор. Джо раскурил две сигареты. Молодые люди чувствовали, что жизнь их лишилась цели и направления.
– Что ты собираешься делать? – спросил Дэвид.
– У нас две недели, – ответил Джо. – Съездим в Ашкелон... – он смолк. – Не знаю. Мне теперь нечего делать.
– Может, выпьем вместе?
Джо покачал головой.
– Не хочется. Наверно, вернусь на базу. Сегодня ночью полеты истребителей-перехватчиков.
– Да, – быстро согласился Дэвид. – Я поеду с тобой. – Все равно до завтра он с Деброй не увидится, а в квартире на улице Малик без нее одиноко и холодно. Он вдруг затосковал по мирному ночному небу.
* * *
Месяц на мягкой черноте небес казался сарацинским ятаганом, ярко сверкали серебристые звезды.
Они летели высоко над землей, далекие от ее горестей и печалей, полностью сосредоточенные на ночном перехвате.
Целью служил "мираж" из их собственной эскадрильи, и они увидели его на своих экранах далеко над пустыней Негев. Джо следил по экрану, докладывая направление и дальность, а Дэвид осматривал темное небо, пока не разглядел движущуюся звезду реактивного выхлопа. Она казалась красной на фоне бархатной черноты ночного неба.
Дэвид повел истребители на перехват, зашел снизу, потом резко поднялся по вертикали, чуть не задев крылья цели, как барракуда, затаившаяся в глубинах и стремительно всплывающая к поверхности моря. Они пронеслись совсем рядом с целью, которая до этого мгновения не подозревала об их присутствии.
После полета Джо, вымотанный и измученный, уснул, но Дэвид не спал; он лежал на койке в нижнем ярусе и слушал дыхание друга. На рассвете он встал, принял душ и ушел, оставив Джо досыпать. Дэвид поехал в Иерусалим и добрался до больницы, когда солнце уже встало и одело холмы мягким золотом и розовым перламутром. За столом сидела ночная дежурная, неприветливая и озабоченная.
