Что же выходит? Тот алмаз — случайность? И можно так ползать день за днем и ничего не найти. Где-то на дне есть хранилище драгоценностей. Корман его нашел — но как? Платону ничего не приходило в голову. Ни одной самой завалящей гипотезы. Однако весь остаток дня и весь следующий профессор Рассольников упорно топтался на берегу. Но ни одного драгоценного камушка волны не пожелали ему преподнести.
Черный песок, найденный на берегу — это продукт горения «крота». Еще его именуют суперархеологом из-за способности выгрызать огромные каверны в скальных породах. А потом можно подтаскивать землесосы и забирать все, что теперь оказалось на поверхности. «Крот» и внешне похож на крота — черная пузатая капсула полметра длиной, она горит и в воздухе, и под водой. Всем хороша, но есть один недостаток: продукты горения страшно токсичны и на планетах земного типа или хотя бы пригодных для проживания строжайше запрещены конвенцией Лиги Миров. Если Бреген грызет старый шельф с помощью «кротов», то ему грозит сто лет одиночества на планете Алькатрас в камере размером три на полтора метра. Но если Атлантида сообщит через Интернет о своей находке, то на другое утро какой-нибудь броненосец полакомится выпотрошенным телом профессора и его друга сержанта. Не забудут и Стато, и Крто… И вообще всех, кто имел дело с наивным профессором. А что если Корман решил… Нет, Корман никогда не страдал приступами идеализма. И своей шкурой он мог рисковать только ради своего кошелька.
Сожалеюще вздохнув, Платон выбросил пакетик в воды Океана.
От поисков алмазов пришлось отказаться точно так же, как и от титула защитника природы. Оставалась одна перспективная тема: рельефы. И еще загадочный остров Дальний. Но до него надо было добраться…
Дерпфельд тем временем занялся Стато. Продажному стражу была предложена тысяча кредитов за то, что он останется на острове, пока профессор Рассольников немного займется своими делами вдалеке. Где именно — сержант уточнять не стал.
Стато неожиданно уперся.
— Нет, — заявил он твердо. — Вы наверняка на Дальний нацелились. Я вас туда не пущу.
— Две тысячи, — сказал Дерпфельд сурово.
Стато схватился за грудь, пытаясь унять биение сердца. Новая маска, новые перчатки, новое кресло-антиграв… Но страж пересилил себя и выдохнул все то же: «Нет». После того, как прозвучала цифра три тысячи, Стато упал с кресла. После цифры «четыре» захрипел, после «пяти» впал в ступор. И торг был прекращен. Несчастный страж очухался только к вечеру.
— А может быть, вы мне заплатите пятьсот кредитов за что-нибудь другое? — с робкой надеждой обратился он к Дерпфельду.
— За что?
— А что вам нужно? Я, к примеру, могу показать самые древние постройки. И там, на дне Океана, лежат несколько древних кораблей… Тоже могу показать.
— Ты их показывал Корману?
— Предлагал. Но он даже не захотел нырять. Но вы…
— Что такое нашел Корман? — заорал, выходя из себя, Платон и швырнул на пол пачку пластиковых жетонов.
Стато скинул перчатку и принялся отчаянно, всеми семью щупальцами, чесать голову.
— Ничего! — взвизгнул Стато. — Клянусь прибоем и агатодемоном, он ничего не находил!
— Ты лжешь! Он нашел сокровища в храме на дне…
— Нет, клянусь, нет! — И, включив антигравитационный привод, Стато ринулся вон из домуса.
Платон еще раз обошел развалины на острове. Если верить материалам Интернета по Эгеиде, этим камням как минимум шесть сотен лет, и они относятся еще к Цивилизации Восьми Материков. Платон обследовал несколько неплохо сохранившихся стен. Но рельефов на них не было. Возможно, когда-то были росписи или картины, выложенные из ракушек. Но ветер и вода оставили лишь голый камень. Несомненно, прежние обитатели протоэгейцы обожали громоздить камни друг на друга, возводя башни и лестницы, ведущие в небо. Им нравилось скалы распиливать на куски и складывать вновь, как требовала их фантазия. Они любили форму как таковую и не терпели хаоса, колебаний, аморфности, суеты. Они резали и обтачивали камни, и строили так, что игла не могла протиснуться в старые швы. Но море подступило и разрушило все со своеволием стихии. Заметно, что кое-где кладку пытались восстанавливать, хотя небрежно и наспех: наступающий Океан заставил забыть прежнее искусство. Потом и это занятие бросили. Платон пытался представить, как это было, когда моря — тогда еще только отдельные моря — день за днем, год за годом упорно глодали материки? Что делали эгейцы? Строили дамбы? Или покорились судьбе и глухо роптали? Или пытались поднять на террасы оборудование своих фабрик, имущество и дрались за каждый клочок суши? Или увозили почву и засыпали прежде голые скалы в надежде сберечь хоть частицу ускользающей жизни? Или покорились Океану — уже Океану — и позволили все уничтожить, изменить и следом изменились сами? Атлантида обходил стену за стеной, террасу за террасой. Вот здесь, возможно, покоятся остатки какого-то строения, что находилось гораздо ниже. Его по камням перенесли с затапливаемого берега. Перенесли, и даже начали строить, но бросили на половине. Эти массивные плиты фундамента и могучие контрфорсы, несомненно, очень древние. Они стояли здесь до того, как сверху возвели новое строение. Верхняя кладка достаточно прочная. Но кто-то пытался расширить проем в стене и вырезал лучом бластера здоровый кусок. А вот нижних плит не тронул. Платон встал на колени. Ему показалось, что на лежащей внизу плите можно различить рельеф. Археолог вытащил из кармана комбинезона футляр из искусственной кожи, достал молекулярный резак и автоматическую щеточку. Вмиг участок был расчищен. Рельеф когда-то занимал несколько плит. Теперь над ним громоздился кусок стены. И что представляла скрытая часть рельефа, понять невозможно.
А вот на открытой части ясно можно было различить голову эгейца, правда, куда более человекоподобную, чем у нынешних обитателей Эгеиды. Голова эта была утыкана то ли иглами, то ли стрелами, и возле каждой такой «иглы» вырезан какой-то значок. Платон сфотографировал кусок рельефа, а из стыка между плитами вырезал кусочек затвердевшего раствора. В древнем бетоне эгейцы использовали вулканический пепел, калий-аргоновый метод позволит установить древность этого рельефа.
Господь Бог любит подбрасывать людям кусочки головоломки: найдите, свяжите… А они, собаки, не связываются… не ложатся. Далеко слишком. И не хватает какой-то ерунды. Промежуточного камешка, на который можно наступить, чтобы перепрыгнуть от одного факта к другому. И пока этого нужного камешка нет, теории создать нельзя. И любая блестящая гипотеза так и останется гипотезой.
