— Оперативную машину?
— Да. Радиофицированную и с хорошим мотором. Я считаю, что налет будет в другом месте.
Семенцов некоторое время молчал.
— Я могу вам просто эту уступить, — наконец сказал он. — Доедем до «Судостроителя», и забирайте.
Ровнин вел машину по Южинску, размышляя о том, что же это такое, серьезный, основательно разработанный налет. Это значит, что они все учли. Все просчитали. Это значит, что они могли основательно поработать с секундомером. А может быть, даже обзавелись радиопеленгатором.
— Пятый! Пятый! — раздалось в приемнике. — Пятый, придержи оранжевый двадцать девять — сорок один. Двадцать девять — сорок один, понял? Придержи его, проехал на красный.
Переговоры ГАИ. Он давно уже понял: если представить, как соотносятся все три указанные в письме завода с Госбанком, учесть засады и блокировку, то можно без труда понять, что во время этих перевозок почти полгорода будет надежно прикрыто. Если группа пойдет на налет где-то здесь, все ее возможные отходы будут блокированы в течение трех-пяти минут. Полгорода. Но ведь остаются еще другие полгорода. Восток и северо-восток, район аэропорта и Московско-Приморское шоссе. Сейчас, в ближайшее время, в этой части будут перевозиться крупные партии денег: из Госбанка на «Сельмаш» и «Большевичку», из трансагентства в Госбанк и из Госбанка в аэропорт. Особенно его интересовала именно эта перевозка в аэропорт, так как она не прикрыта радиоконтролем — пусть там и очень опытные инкассаторы. Так как лучшие силы УВД стянуты сейчас в другую часть города, го получается, что все эти четыре перевозки фактически не прикрыты. Конечно, надо учитывать, что на всех четырех машинах есть вооруженная охрана, а три из четырех маршрутов на всем пути следования контролируются по радио. Надо учитывать также тщательно разработанную систему мобильных ПМГ и то, что после первого же сигнала об ограблении все магистрали в городе будут перекрыты, а на загородных предупреждены посты ГАИ и в случае необходимости высланы вертолеты. Так что формально все эти перевозки, конечно, подстрахованы; и все-таки это обычное прикрытие. Обычное и для серьезного, основательно разработанного налета явно недостаточное. Явно.
Разговоры в эфире. Перекличка постов, мелкие происшествия по городу, переговоры по СКАМ. Эти разговоры в эфире на все время его пути, часов до четырех, станут постоянным фоном. Весь его расчет и все надежды сейчас только на них, на эти разговоры в эфире. Голубая мечта, что Семенцов еще до четырех возьмет налетчиков у «Судостроителя», но это не более чем голубая мечта. Если налет действительно организован серьезно, то он может произойти в любой точке города. А это значит, что он сам, конечно же, наткнуться на следы преступной группы в первые минуты налета не сможет.
Ровнин убрал громкость приемника; теперь голоса звучали приглушенно. Навстречу не спеша двигались дневные улицы, и он вдруг подумал, что за два с лишним месяца в Южинске он так и не успел по-настоящему рассмотреть эти улицы. Вот такие, какими он их сейчас видит. Заполненные солнцем, оживленные, южные, с особым ароматом и вообще с чем-то особым, что может быть только у южного города. Это особое он знает, помнит с детства, но так и не может понять, в чем же оно, это особое. Ну в тентах, в кофейных под открытым небом. Но прежде всего это особое скрыто в запахе. Он, например, уверен, что это смешанный с выхлопными газами запах дынных корок, к которым примешивается ветер с моря. Здесь, в центре, да еще в это время, меньше красоток в скупых сарафанах и юношей в замысловатых теннисках, белых брюках и пижонских кепочках. Тут в это время дня несколько другой коленкор; народ идет постарше. Стоят за газированной водой командированные, вымокшие в своих костюмах и рубашках с галстуками. Тучные дамы в крепдешиновых платьях и немыслимо широкополых шляпах несут сумки с фруктами. Среди отдыхающих сразу можно выделить отцов семейств в стандартных солнцезащитных очках и шапочках с большими козырьками и одинаковой надписью на околыше: «Южинск». В скверах и на набережных сидят и режутся в шахматы и домино старички в ковбойках. Конечно, это центр, а не пляж и ресторанчики на берегу, возле которых совсем другой дух.
Минут через десять по сторонам потянулись двухэтажные домики из побуревшего кирпича. Ровнин понял, что это последние дома города; на табличках написано «улица Ветеранов», а улица Ветеранов замыкает окраину и заканчивается лесопарком. Дорога, ведущая сквозь лесопарк, выходит на развилку. От развилки прямо тянется дорога на аэропорт. Направо начинается Приморское шоссе; пройдя вдоль линии пляжей, у порта оно сворачивает в город. Налево идет Московское шоссе, начинающееся уже за чертой города и ведущее на север.
Мелькнул в зелени и остался сзади последний двухэтажный домик, и сразу же за ним начался лесопарк. Въехав под кроны деревьев, Ровнин прислушался к фону в приемнике. Голоса звучат почти непрерывно, иногда накладываясь и перебивая друг друга. Все, что он пока услышал за это время, было главным образом переговорами постов ГАИ и докладами о мелких происшествиях. Среди них только один раз он услышал экстренное сообщение о наезде: на углу Большой Садовой и улицы Нестерова грузовая машина сбила велосипедиста. Позже постовой сообщил, что пострадавший доставлен в больницу. Вслушиваясь в эфир, он перешел на другую волну. Следить за всеми сообщениями на диапазоне УВД было трудно, но Ровнин понимал, что если он и может на что-то рассчитывать, то только на эти монотонные и непрерывные переговоры.
Проехав первые километры по лесопарку, Ровнин совсем сбавил скорость. Асфальтированная дорога проходила под нависшей над ней листвой, в окна залетал чистый лесной ветер. Движение здесь было стеснено, и Ровнину дважды пришлось прижаться к бровке, чтобы сначала пропустить просигналившее такси, а потом тяжелый, заполненный пассажирами рейсовый «Икарус».
Перед развилкой дорога круто пошла под уклон. Вынырнув из-под деревьев, Ровнин повернул машину на стрелку с надписью: «Аэропорт — 11 км». По дороге на аэропорт впереди все как будто распахнулось. Приморское и Московское шоссе, расходящиеся в обе стороны, остались сзади. Дорога была четырехрядной, шла по открытому полю и просматривалась со всех сторон. Сейчас в приемнике были громко и отчетливо слышны переговоры автоинспекции. Как он вскоре понял, говорили с открывшегося впереди стационарного поста ГАИ. Доехав до стеклянной будки поста, Ровнин развернулся к городу; чуть притормозил около стоявшего у обочины старшины с жезлом. Тот никак не прореагировал: наверняка он знал эту машину. Снова доехав до развилки, Ровнин на этот раз повернул налево, на Приморское шоссе. Во входившем в окно ветре стала чувствоваться свежесть, скоро ставшая почти прохладой. Стало ясно — дорога выходит к морю. Ровнин хорошо представлял себе эту дорогу вдоль пляжей, он помнил всю прибрежную линию, до последней прогулочной станции и прокатной базы. Значит, мимо пляжей он на той же скорости доедет до порта и потом снова по тому же маршруту еще раз пересечет город. Да, если бы это была обычная преступная группа, все пляжи до самого порта можно было бы смело считать для налета мертвой зоной. Но они хорошо знакомы с психологией, и доказательство — налет на инкассаторов у торгового центра. Знакомы и отлично понимают, что такое страх. Они и рассчитывают главным образом на страх. На страх, на панический ужас, который, как столбняк, охватывает безоружных людей, на которых направлено оружие. Оружие гипнотизирует, он знает. Ведь при втором налете весь их расчет был главным образом на страх, и, увы, этот расчет сработал.
