Все же Мора по-прежнему удивлялся: можно ли читать будущее с такой уверенностью? Вержа покрутил пальцем у виска.
— Трик-трак, как говорил Хэмфри Богарт. В жизни надо думать. Это то, что меня до сих пор спасало. И одновременно утомляло.
— Вентури, возможно, явится со всей своей командой!
— Возможно, но не обязательно: обычно все торопятся исчезнуть как можно скорей. Во всяком случае, мы примем меры предосторожности.
— Вы подумали о месте свидания?
— Да, — ответил Вержа с явным удовольствием.
* * *
Вержа не удивил визит Моники. Удивило его то, что она ему рассказала. Она пришла вскоре после Мора, получив разрешение повидать мужа от следователя Дельмеса.
Утром ее посетил Сала, вежливый, огорченный, говоривший плаксивым голосом. Оп в отчаянии от того, что происходит. Вержа был у него самый выдающийся сотрудник. Он не представляет, как сможет противостоять волне преступности теперь, когда плотина разрушена. Какое несчастье, повторил он перед тем, как выложить цель своего визита. Вержа по недосмотру унес кое-какие бумаги, и необходимо как можно скорее возвратить их. Знает ли Моника, где он их держит?
— Я ответила — нет, тем более что это правда, — сказала она.
Тогда он принялся «по-дружески» расспрашивать ее, желая знать, какой была их супружеская жизнь.
— Прекрасной, — ответила я ему.
Он ей не поверил. Даже заговорил о Сильвене. Но Моника изобразила полное неведение.
— Я сказала ему, что ты почти никогда не ночевал вне дома, что ты был таким же мужем, как другие, не лучше, не хуже.
Они сидели друг против друга, разделенные стеклом, снабженным микрофоном. Вержа улыбнулся Монике.
— Я не сказала ому, что ты мечтал уехать в Венесуэлу, — проговорила она.
Он удивленно посмотрел на нес.
— Ты записал расписание на обложке одного из проспектов «Эр Франс». Я проверила. Это не соответствует ни одному рейсу из Франции. Но подходит, если лететь в Каракас из Женевы.
Он ждал продолжения. Досадная оплошность. Когда-то он утверждал, что даже самый ловкий преступник всегда допускает ошибку, пусть незначительную, но которая позволяет добраться до него.
— Я не отдала этот проспект Сала, — сказала Моника. — Я его надежно спрятала.
— В качестве сувенира?
— Не надо меня обижать. Ты исчезнешь. Так или иначе. Я не хочу тебе мешать.
Она как будто произносила слова любви, тихим голосом, с нежным выражением лица.
— Я принесла тебе документы. Ты их заполнишь. Они дадут мне все права на пенсию и остальное. Это самое меньшее, о чем я могу просить. Они в порядке. Я воспользовалась визитом Сала, чтобы попросить их у него. Он прислал их через час и заверил меня, что ты не потеряешь свои права.
Он был рад, что я их унаследую. Но он не получит расписание самолетов. Если, конечно, ты понимаешь, что к чему. Она вытащила документы из сумки.
— С моим бизнесом и твоей пенсией мне будет на что жить. Самым законным образом.
Она улыбнулась.
— Я совсем мещаночка.
Моника поднялась, сказав, что должна вернуться в магазин. Опа послала ему воздушный поцелуй. Выходя, она отдала документы тюремщику. Вержа был очень рад этому визиту: всегда ведь неприятны угрызения совести.
Ле Муану, юноше с упитанным лицом, обрамленным длинной шевелюрой, которая порой падала на его мощные плечи, было 22 года. Он учился на математическом факультете и активно участвовал в движении, которое объединяло самых ярых леваков. Добрые души, по считавшие, что если в молодости не досадишь всем и каждому, то уж не сделаешь этого никогда.
Оп решительно уселся па пол против окна в то время, как Мора производил обыск в сопровождении инспектора Эстева, который после ареста Вержа не переставал гневаться. Ле Муан жил в грязной двухкомнатной квартире па людной улице. Двое из его друзей караулили на тротуаре, готовые разнести свежие новости, может быть, об аресте.
Мора подошел к газовой плитке, просунул руку под линолеум, отделяющий ее от тумбочки, и испустил торжествующий крик. Повернувшись к Ле Муану, он показал ему сложенную вчетверо бумагу.
— Что это, по-твоему?
Ле Муан тяжело поднялся.
— Не вижу, — сказал он.
Мора развернул бумагу. Стал виден план. В углу крупными буквами: Национальный парижский банк. Ле Муан выглядел ошеломленным.
— В первый раз… — начал он.
— Может быть, ты скажешь, что это я его туда сунул! — сказал Мора.
Подошел Эстев. Он замахнулся и ударил Ле Муана по лицу.
— Где ты это взял? — спросил Мора.
— Ничего я не брал.
— Само залетело?
— И я себя о том же спрашиваю.
Вновь подошел Эстев. Ле Муан принял оборонительную стойку.
— Боксировать со шпиком — это доставило бы мне удовольствие. Даже если потом вы мне отплатите сторицей.
Мора успокоил Эстева.
— Ты арестован, — сказал он Ле Муану.
Парень пожал плечами.
— Будет шум, — сказал он.
— Мы это любим, — произнес Мора в ответ.
Ле Муан надел мятый пиджак из выцветшего шевиота.
— Браво, — сказал он, — мы тоже.
На улице он подал знак своим товарищам, воздев руки к небу. На условном языке это означало: волнения. Мора был в курсе через осведомителя, того же, который описал ему комнату Ле Муана.
Мора все сделал по правилам, предупредив своего начальника, который информировал Сала. В настоящий момент не хотели провоцировать леваков. Было слишком много других дел. Но к обнаруженному плану нельзя было отнестись легкомысленно. Однако Сала был удивлен: каждый раз, как полицейский оказывался в затруднительном положении, он нападал на удачное дело. Он позвонил в комиссариат, который находился у факультета естественных наук. Там уже зашевелились. Сала поморщился.
Мора долго допрашивал Ле Муана. Он испытывал симпатию к этому парню, угостил его сигаретой н не стал с ним грубо обращаться, что явно пришлось не по вкусу Эстеву. Новый начальник отдела Ниле присутствовал несколько минут на допросе. Он подумывал, не следует ли отпустить Ле Муана. Мора заметил, что можно задержать парня, чтобы не выпускать его из виду и попытаться хотя бы выяснить, как к нему попала эта бумага. Пиле уступил.
К концу дня Мора расположился неподалеку от пивной Альже. Приехал Вентури па своем спортивном автомобиле. Он закрывал дверцу, когда почувствовал, что его хлопают по плечу. Он резко обернулся и поморщился, узнав Мора. Инспектор сказал лишь, что хочет побеседовать минуту с Вентури. Они зашагали вдоль тротуара.
— Я хотел бы повидать тебя завтра вечером около половины девятого, — сказал Мора.
