Виктор Болдырев - Гибель синего орла. Приключенческая повесть

Сокол несется с неба, вытянувшись стрелой. Но он не успевает сбить куропатки — вскинув ружье, я стреляю. Хищник, перевернувшись и распустив простреленные крылья, падает на землю.

Появляется Пинэтаун; он несет лопаты и кирки. Передаю ему бинокль. Юноша долго рассматривает далекие сопки, но признаков стойбища не видит. Вероятно, яранги скрыты в глубине гор.

— Давай копать, Пинэтаун…

Расчистив вершину кургана, принимаемся разгребать дно маленького кратера. Лопаты глубоко проваливаются в рыхлую, песчаную почву, переполненную морскими раковинами. Чем глубже становится яма, тем больше попадается раковин; отвесные земляные стенки показывают строение почвы.

Курган представляет собой гигантскую кучу песка и пустых разбитых раковин, уплотненную временем. Песок, обогащенный перегнившими остатками моллюсков, хорошо прогреваемый солнцем, стал плодородной почвой. Среди бесплодной тундры луговые травы разрастаются на холмах, получая в избытке питательные вещества. Ракушечьи холмы нельзя считать булгуньяхами.

Выкапываем глубокую траншею, но деревянного люка не обнаруживаем.

Может быть, тайник случайно открыли пастухи оленеводческого колхоза? Это предположение кажется маловероятным: чукчи обязательно сообщили бы о своей находке в райисполком.

Лопата Пинэтауна неожиданно звякает, ударяясь о твердую преграду. Поспешно разгребаем землю. На дне ямы, среди разбитых раковин, лежит каменный топор, искусно выделанный из черного камня. Осторожно поднимаю орудие древнего человека.

— Айваны! — испуганно шепчет Пинэтаун, не решаясь коснуться бесценной находки.

Юноша рассказывает, что среди чукчей живет предание о племени айванов — диких морских зверобоев, некогда населявших полярное побережье Чукотки.

«Айванат» — по-чукотски означает «живущий на подветренной стороне». Поселки айванов располагались на мысах, выступающих в море, или на прибрежных островах — на берегах, обращенных к морю. Древние морские зверобои селились в местах, откуда хорошо было видно приближение морского зверя.

У эвенков и юкагиров Нижне-Ленской, Индигирской и Алазейской тундр сохранялись сказания о первобытных обитателях полярного побережья Якутии, питавшихся дарами моря.

Предания говорят о непримиримой вражде к пришельцам из лесотундры, о постоянных схватках и кровавых столкновениях чукчей, юкагиров и эвенков с приморскими зверобоями. Неизвестные обитатели побережья жили в землянках, не знали металла, пользовались каменными топорами и ножами, луками, копьями и стрелами с костяными и кремневыми наконечниками.

Но самым удивительным в этих сказаниях было одно обстоятельство, казавшееся невероятным. Старики юкагиры и эвенки Индигирской тундры рассказывали о встречах с последними потомками первобытных обитателей побережья. Выходило, что редкие встречи происходили лет пятьдесят назад в наиболее глухих и малодоступных районах полярной Якутии.

Жестокий древний обычай прежнего времени повелевал убивать недругов чужого племени, и встречи с одинокими скитальцами кончались обычно безжалостным уничтожением последних потомков многочисленного некогда народа.

Достоверность этих рассказов подтверждалась любопытными фактами. Старики оленеводы показывали Пинэтауну шрамы давних ран, нанесенных кремневыми наконечниками стрел, а также необычный способ снятия шкур с оленей, убитых последними потомками айванов. Главный разрез они делали не по брюху животного, как обычно, а вдоль спинного хребта убитого оленя. Это имело определенный смысл: множество отверстий от личинок кожного овода располагалось при этом на краях шкуры, а не в центральной ее части. Из таких шкур легче было сшить примитивную, но теплую меховую одежду.

Рассказ Пинэтауна поразил меня. Можно ли верить, что последние потомки человека каменного века жили и встречались в полярной Сибири в начале XX века?!

В якутском музее я видел фотокопии «челобитных», «расспросных речей», «сказок» и «отписок» сибирских казаков-земплепроходцев. Эти любопытные документы были найдены в старинных делах Якутской приказной избы и Московского Сибирского приказа.

Документы, писанные славянской скорописью, открыли блестящую страницу мировой истории. Уже в первой половине XVII века многолюдные и хорошо организованные русские торгово-промышленные экспедиции за два десятилетия исследовали и освоили весь северо-восток Азии от Енисея до Анадыря.

Скупым красочным языком челобитных грамот сибирские землепроходцы повествовали о величайших географических открытиях, о природе открытых земель, о быте и расселении сибирских племен триста лет назад.

Русские землепроходцы застали юкагиров, чукчей и коряков с кремневыми и костяными орудиями — они почти не знали железа. Коряки — обитатели побережья Берингова и Охотского морей — жили в землянках, вырытых в кучах насыпанной земли и раковин.

Прямое отношение к рассказу Пинэтауна имела находка, сделанная в якутском архиве.

В полуистлевшей «отписи» енисейский казак Елисей Буза сообщал, что, собирая в 1638 году ясак на реке Чюндоне, близ Алазеи, он захватил в плен трех юкагирских князцев. Пленники сообщили, что на реке Нероге, впадающей в море, обитают натты. Они «колют спицами» моржей и живут в «земляных юртах», а старшины их «носят в носу» светло-синие бусы.

Позднее из «расспросных речей» колымского «князца» Порочи выяснилось, что Нерога — это река Чаун, впадающая в море восточнее мыса Баранова, и что натты часто выходят в верховья реки Чюндона (Большого Анюя) выменивать оленей у юкагиров, а «временами-де с ними и дерутца».

Название приморского народа, обитавшего в устье Чауна, — натты, упоминавшееся в «отписках» сибирских казаков, было искаженным чукотским словом «айванат». Документы землепроходцев свидетельствовали, что триста лет назад одинокие поселки айванов еще существовали на берегах Полярного океана.

До революции огромные пространства безлюдных тундр между дельтой Лены и устьем Колымы были исследованы и населены менее, чем дебри Центральной Африки. Неудивительно, что в этих малодоступных, обширных и незаселенных районах тундры, обильных дичью, рыбой и морским зверем, остались до начала XX века последние потомки айванов — коренных обитателей полярного побережья Северной Азии.

Продолжаем раскопки ракушечьего кургана: слой за слоем снимаем почву. Пинэтаун раскапывает в углу ямы куски полусгнивших стволов плавника с проухами, словно выгрызенными костяным зубом. Скрепляющие ремни сгнили и рассыпаются в мелкий порошок. Это обрушенные стропила примитивной землянки.