— Спой ещё, — немного смущённо попросил Тимка. — Пожалуйста.
Олег не стал ничего говорить — он просто, не меняя позы, запел снова:
— Вода золотая зарю повторяла,
сквозя янтарями в реке.
Жарптица летела, перо потеряла
на белом прибрежном песке.
Царевич перо подхватил как награду,
подумал, что это не зря.
— Есть краше отрада — шепнула с заката
ему наливная заря. перо потеряла заморская птица,
краса басурманской судьбы.
Ищи ее, парень, за краем землицы как молодцу без похвальбы?
Царевич пошел по разгульной дороге,
где сильные бьются сердца.
Он счастье сменил на лихие тревоги,
рассеял наследье отца за сказы — станицы,
за грезы — границы…
все лучшее было вдали
Над ним насмехались заморские птицы
И в белые руки не шли.
Он умер в поганой корчме на постое,
пропив и леса и моря.
…И тихо угасло перо золотое
в кармане жидакорчмаря. (2)
Тимка молчал. Молчал и Олег. Тим видел, как отсветы углей выхватывают из темноты его щёку, бровь, ресницы с золотыми искрами в них. Глаз Олега был влажный.
Очевидно, Олег ощутил этот взгляд, потому что сел, подогнув ноги, усмехнулся, подмигнул Тимке и неожиданно запел — невероятно похоже на солиста: "Нау":
— Когда они окружили дом И в каждой руке был ствол Он вышел в окно с красной розой в руке И по воздуху плавно пошёл.
И, хотя его руки были в крови,
Они светились, как два крыла!
И порох в стволах превратился в песок,
Увидев такие дела — ну, подпевай, знаешь ведь!
1. Стихи М. Струковой.
2. Стихи Н. Боголюбова
И Тимка подхватил припев, привстав на локте:
— Что воздух выдержит только тех,
Только тех, кто верит в себя,
Ветер дует туда, куда
Прикажет тот, кто верит в себя!
— Они стояли и ждали, когда
Он упадёт с небес,
Но красная роза в его руке
Была похожа на крест!
— самозабвенно пел Олег:
И что-то включилось само собой
В кармане полковничьх брюк
И чей-то голос чуть слышно сказал
(Но услышали все вокруг!):
— "Воздух выдержит только тех,
— подхватил Тимка:
Только тех, кто верит в себя,
Ветер дует туда, куда
Прикажет тот, кто верит в себя!"
— А полковник думал-умал,
— снова солировал Олег:
Всё обдумывал тайную мысль:
"Если воры ходят по небесам
Чё мы делаем тут, на земле?!
И дети смотрят на нас свысока,
И собаки плюют нам вслед…
И если никто мне не задал вопрос
Откуда я знаю ответ,
— он перевёл дух, и Тимка закончил один:
— Что воздух выдержит только тех,
Только тех, кто верит в себя,
Ветер дует туда, куда
Прикажет тот, кто верит в себя?!"
— Вот это и будем помнить, — сказал Олег, вытягиваясь на одеяле. — Концерт окончен, давай спать, а?
Буря разразилась в полдень, намертво прекратив всякие работы. Обитатели Светлояра тут же скрылись у себя в крепости и оттуда могли наблюдать, как раскачиваются деревья, а по реке ходят белопенные волны, как ветер — с упорством, достойным лучшего применения! — старается перемешать небо и землю. Это особо никого не пугало — даже было приятно сидеть вот так в безопасном месте и смотреть на "буйство стихий", как выразилась Рада Бегункова. Впрочем, смотреть на это самое буйство скоро всем надоело (кроме Олеси, ко-торая устроилась у одного из окон с подрамником и холстом). А уж на скуку пожаловаться — грех, дело могло найтись каждому.
Но Тимка неожиданно захандрил. Не захотел рубиться на мечах с Борькой, огрызнулся на предложившего пойти поработать на компьютере Рыжего и поднялся наверх, на смотровую площадку, возносившуюся над остальными — немаленькими! — зданиями ещё метров на пять. Забранная с восьми сторон света огромными прочными стёклами, внешне площадка один в один копировала древнюю смотровую башню. С неё открывался вид на несколько дней пути во все стороны. Сейчас отовсюду наползала клубящаяся чернота, солнца не было заметно совсем. Тим оперся о резной подоконник и прислонился лбом к стеклу, отчётливо ощущая, как оно вибрирует под ударами ветра.
Хлынул ливень. Ветер не унялся, разве что чуть ослабел. Он нёс косые плотные струи. Пейзаж расплылся, потёк. Тимка передёрнул плечами, отвернулся… и только теперь заметил, что он не один. В одном из углов стояли, так же глядя в окно, эта сербская девчонка, Весна, а с ней — Радован, младший из мальчишек, в мае подобранный на вокзале. Кажется, они тоже не замечали Тимку. Радован держался за руку Весны. Тимке вдруг расхотелось их окликать, как он собирался сперва сделать. Он неслышным шагом вышел на лестницу — и на половине пролёта столкнулся с Олегом.
— Пошли в спортзал, — предложил Зима, как будто только за этим Тимку и искал. — Покидаем друг друга. Помогает.
— От чего помогает? — всё ещё хмуро спросил Тимка. Олег стукнул его в плечо:
— Ото всего. Знаешь, как наши предки говорили: "Железо съедает ржа, а сердце — печаль"!
— Ну пошли, — Тимка вернул толчок. — Сейчас глянем, кто кого съест…
… Тимка проснулся до того, как дядя коснулся его плеча. Сел. Вячеслав Тимофеевич качнул головой и прошептал:
— Пошли, поможешь.
— Иду, — коротко ответил Тимка, не спрашивая, что надо делать и соскакивая на пол. Натянув штаны, он поспешил следом за дядей.
В гриднице горел очаг, никого не было. Снаружи тянуло сырым воздухом, прохладой — дождя не было, но небо затягивали тучи и дул ветер. Поэтому Тимка поразился, увидев за воротами… вертолёт. Насколько он понимал, в подобную погоду не должна была летать не то что такая «мыльница» (пара полозьев, кабина, похожая на голову стрекозы, несолидный винт, решетчатый хвостик), но и разные там "чёрные акулы" и «апачи» должны отсиживаться на земле. Около вертолёта прохаживался высокий грузноватый мужчина — неясно, во что одетый — и стояли двое здоровенных амбалов, при виде которых Тимка снова подумал, что полёт должен быть опасным ещё и из-за перегруза.
Вячеслав Тимофеевич на амбалов внимания не обратил. Он сразу подошёл к грузном и коротко спросил, заложив руки за спину:
— Здесь?
— Да, конечно… — в голосе грузного звучало… подобострастие?! Да, чёрт возьми, точно! — Мои ребята помогут отвезти его… он спит…
