— Входи, Престон! Садись. Ты потребляешь эту гадость?
— Случается, но не часто. Тяжело для желудка, плохо переваривается…
Кранц расхохотался.
— Интересно, что бы ты сказал на моем месте! Мой желудок… Гибну помаленьку!
— Тогда почему бы не питаться порядочными бутербродами, добротным пшеничным хлебом с сыром?
— Да нет! Я люблю это! Нельзя лишать себя маленьких радостей. Впрочем, у меня свой режим. Вот сейчас ровно три. К пяти часам мне станет по-настоящему плохо, а в семь просто озверею. Как раз дойду до кондиции, чтобы достойно принимать своих паршивых клиентов!
А между тем именно эти паршивцы клиенты позволяли ему устраивать пиршество на ослепительно белой накрахмаленной скатерти.
— Кранц, ты давно уже занимаешься ресторанным делом. Мне бы хотелось кое-что спросить у тебя, но при условии, что об этом никто не будет знать.
— Валяй, спрашивай!
— Ты знаешь, что я вчера вечером был здесь с миссис Флойд Уайтон-младшей. Прежде чем стать членом этой славной семьи, она выступала как певичка в кабаре. Это было года четыре тому назад: ты в курсе?
Кранц кивнул головой в знак согласия, потом вытер рот тоже ослепительно белой салфеткой.
— Да, конечно! Впрочем, как и все. А что, собственно, ты хотел бы узнать?
— Кто был ее импресарио? Кто был тот тип, с которым она заключала контракты?
Кранц принялся тщательно изучать внутренность своей пивной кружки.
— Всегда надо посмотреть, что там внутри, — объяснил он. — Иногда на дне образуется что-то вроде осадка, это очень вредно для желудка!
Я подождал, пока Кранц убедится, что на дне кружки нет осадка, и допьет пиво.
— Не думаю, что импресарио сохранил на нее какие-либо права, — ответил он наконец. — Так что, если ты намерен нанять ее в качестве певицы, советую обратиться прямо к ней самой!
— Ну и осторожный же ты тип! В Монктон-сити найдется по меньшей мере с полдюжины людей, которые могут мне это сообщить!
— Вот ты у них и спрашивай! И не забудь, что я тебе вчера сказал. У этого Свенсона очень опасные знакомства!
Тут он подмигнул мне и опять принялся поглощать пищу.
— Спасибо тебе! — сказал я. — Считай меня своим должником. А теперь мне пора! Если до вечера не узнаю что-нибудь стоящее, Рурке меня упрячет за решетку!
Кранц пожал плечами.
— Тюрьма никого уже более не страшит. Тем более если учесть все эти комбинации с липовым досрочным освобождением! А кроме того, я знаю массу парней, которым спокойнее живется в тюряге, чем на свободе! До скорого!
Я его снова поблагодарил и отбыл.
С учетом того, что мне стало известно и о чем я догадывался, следующий визит напрашивался сам собой! В нескольких милях к югу от Монктон-сити высится холм, поросший соснами. Если верить легенде, именно на склоне этого холма вождь индейцев торжественно вручил Чарли Бонанза пресловутое право на владение местными охотничьими угодьями, которое впоследствии знаменитый золотоискатель передал на смертном ложе в дар Флойду Уайтону-старшему. Так оно было или нет, но Уайтон твердо в это верил и на склоне легендарного холма соорудил здание, которое стал именовать охотничьим домиком. Впоследствии к зданию были пристроены крылья, и охотничий домик превратился в импозантное сооружение, его охряный массив красиво выделялся на зеленой стене сосен. После смерти «великого человека» его вдова, Луиза Уайтон, сделала охотничий домик своей резиденцией.
Я остановил автомобиль около двух выверенных по линейке куртин с розами и вышел из машины. С заднего двора доносился злобный лай псов, и я молил небо, чтобы доги миссис Луизы Уайтон оказались на надежной привязи.
На площадке у дома меня ожидал слуга в черной ливрее.
— Добрый день! — сказал я. — Мне бы хотелось видеть миссис Луизу Уайтон, если можно.
— Добрый день, сэр! Боюсь, что после обеда мадам никого не принимает!
Сэром он меня назвал лишь после тщательного изучения, и я почувствовал себя польщенным.
— Вот как! А я должен передать ей важное сообщение. Может быть, у нее есть какая-нибудь компаньонка или что-нибудь в этом роде?
— Да, мисс Черри. Это личная секретарша мадам.
Вид у слуги был такой, словно он спрашивал себя, стоит ли ради неурочного пришельца беспокоить мисс Черри.
Я протянул ему свою визитную карточку.
— Передайте это, пожалуйста, мисс Черри! И скажите ей, дело идет о чести семьи Уайтон!
— Хорошо, сэр!
Слуга направился в дом, потом опомнился и обернулся.
— Может быть, мистер соблаговолит последовать за мной…
Он ввел меня в холл и указал на кресло красной кожи. Затем исчез в боковой двери. Я бы с удовольствием закурил сигарету, но решил: лучше не стоит. Старая дева типа мисс Черри могла посчитать это слишком развязным с моей стороны. Минут через пять дверь открылась и появился слуга.
— Если не возражаете, сэр, то пройдите, пожалуйста, в эту комнату, мисс Черри готова вас принять!
Я прошел в небольшую гостиную; изящная мебель из слоновой кости ручной работы походила на изделия колониального стиля, но вид у стульев был слишком хрупким, чтобы они были в состоянии выдержать вес мужчины. Я подошел к камину, чтобы рассмотреть висящий над ним величественный портрет Флойда Уайтона-старшего в полном расцвете сил. «Великий человек» стоял подбоченясь, заметно важничая, усы его, казалось, торчат из полотна.
— Мистер Престон?
При звуке молодого женского голоса я немедленно обернулся. Мисс Черри еще не созрела для инвалидной коляски. Ею оказалась высокая стройная девушка, каштановые волосы с рыжеватым отливом волнами спадали на плечи. На ней был одет корсаж лимонного цвета без рукавов и широкая ярко-зеленая юбка. Лицо нельзя было назвать красивым, но оно обращало на себя внимание своими безукоризненно правильными чертами. Глаза прятались за очками в темной роговой оправе, они смотрели на меня с умеренным интересом.
— Мисс Черри? — спросил я глупо.
— Да. Вы что-то говорили о деле, которое касается семьи Уайтон…
Она не закончила фразы, но по интонации, с которой было произнесено слово «семья», следовало понимать, что писать это слово надлежало с большой буквы.
— Не обижайтесь, мисс Черри, но мне кажется, беседа с вами мало что даст. Хотелось бы видеть лично миссис Уайтон.
— Боюсь, об этом не может быть и речи, — ответила юная особа самым что ни на есть безразличным тоном. — И если вы намерены ничего мне не говорить, остается лишь проводить вас к выходу.
Не затем я приехал сюда в это адски жаркое послеобеденное время, чтобы позволить прислуге спустить меня с лестницы.
