— Где-то оно окончит свой путь? — вслух подумал я.
— Где же? В океане…
— А вдруг кто-нибудь возьмет да и выловит… Хотя бы на топливо.
— И скажешь ты! Была охота в воде полоскаться. Вот она, тайга, любое дерево руби. Океан тоже не примет. Он щедрый, всё, что ни попадает ему, на берег выбросит. Окажется на Командорах — там лесов нет, в дело сгодится. Даже рады будут…
— Кодя! Вот ты семилетку окончил. Почему не едешь, к примеру, в Петропавловск учиться?
— Маленький ещё. Вот исполнится восемнадцать годов, тогда и поеду. Денег надо накопить. Отец-то старый, мать хворая. В городе, говорят, в другой одежде ходить надо. Она дорогая. И с едой тоже… Всё купи.
— Будто здесь бесплатно дают.
— А рыба? Лови, не ленись. В тайге медведи бродят, стреляй. Птицы всякой — уймища.
— Долго же тебе копить придется. Зарплата-то небольшая…
— Ничего.
— И какую же профессию ты себе выбрал? Или ещё не думал над этим?
— Разведчиком земли хочу… Геологом. Славная работа! Ходи, смотри, ищи, где что спрятано… Хочется железную дорогу посмотреть…
— Ну что ж… Геолог — профессия подходящая. Но такого учебного заведения нет в Петропавловске.
— А я и не собираюсь в Петропавловске учиться. В Москву поеду…
Снова мыс. Кодя поплевал на руки:
— Держись! Ударь покрепче… Куда? С правой стороны греби. Не пускай бат вниз.
— Понятно! — ответил я и перекинул весло на правый борт.
И пусть я не с того борта начал грести, но у меня всё-таки уже был опыт, я не боялся потока. Я теперь знал: незачем терять самообладание, работать до изнеможения. Просто нужно сильно и часто отталкиваться веслом, всё время держать бат так, чтобы поток воды бил в щеку бата под острым углом. А когда окажемся на гребне, поставить суденышко положе — тогда струя, отжимая, понесет нас сама к противоположному берегу.
— Теперь уже совсем близко… От того мысочка на тоню правиться станем, — сказал Кодя.
Миновав ещё один кривун, мы увидели на левом берегу каркас юкольника, сверкающий на солнце обструганными жердями, с густой сетью вешалок, похожих издали на ребра огромного сказочного чудовища. А рядом с юкольником поднимался столбик беловатого дыма. Это действовал дымокур от комаров и гнуса. Значит, рыбаки на месте.
Бат ткнулся носом в берег. Мы сошли на твердую землю. Ноги ступали неуверенно, словно за несколько часов разучились ходить.
Рыбакам не надо было объяснять, что положение серьезное, что нужно принимать крутые меры. Как только я, собрав их в круг, объявил: «Лосось в устье!», выступил вперед бригадир Анкудин Жарких, высокий мужчина с черной окладистой бородой, и сказал:
— Что ж, робяты, за дело. Трое — ты, Половинкин, ты, Солодяков, и ты, Черных, — катайте на базу. Не готовы лодки — грузите соль и сетки на баты — и назад. К вечеру быть здесь. А мы юкольник кончать будем. Трое — корьё драть, а я со Сметанкиным — крыть.
Рыбаки без единого слова разошлись. Голосовать тут нечего.
— А вы дальше, на верхние тони? — спросил меня Жарких.
— Да. Попьем чайку — и на весла.
— Чай готовый, только подогреть. Но, может, ухи сварить? Это мигом.
— Какая же рыба сейчас? Где вы её достали? — удивился я.
— Повезло. Тут, недалечко, речонка Быстрая протекает. В ней гольцы оказались… Вчерась вечером два раза бреденьком крутанули и три ведерка вытащили. Отменная рыба. Жирная, вкусная, запашная… От котла такой дух идет, что и лаврового листа не нужно.
Я вопросительно посмотрел на Кодю: можем ли мы позволить себе такую роскошь?
— Чего же, Анкудин Митрофаныч, варгань… — степенно сказал Кодя.
В ожидании, пока поспеет уха, мы, восседая на толстых ветловых обрубках, беседовали. Вначале разговор вертелся вокруг лосося.
— На день-другой опоздает или придет раньше — такое часто случается, — говорит Жарких. — А на три недели… такое бывает один раз в сто годов.
— Почему сто, Анкудин Митрофаныч? — возразил Кодя. — В двадцать восьмом году тоже было так.
— Правда, правда, — согласился Жарких. — Вот голова дырявая… Совсем из памяти вышибло…
— Тебя же, Кодя, тогда и на свете не было, откуда знаешь? — спросил я.
— Что ж, что не было. Старики разговаривали, а я запомнил. А когда мне семь лет было, так горбуша два раза шла: сперва в июле, как положено, потом в сентябре. По реке сало плывет, а рыба прет и прет. Ох, и много тогда поналовили!..
— Славный выдался год, — поддержал Кодю Анкудин Митрофанович. — Медведь у рек задержался до самого снегопада, всё рыбу промышлял… Ударили холода — в горы потянулся, ложиться спать, за ним и охотники пошли. Тут и слепой бы мог. Лапищи на снегу, как на бумаге, отпечатаны. Я шесть штук упромыслил… Два мате-ерых! Пудов по пятнадцать. Поджились тогда наши людишки. Кукулей понашивали, одежи всякой, рукавиц, торбасов… Много сдали и «Охотпушнине»… Деньги, хлеб, курево…
Я спросил:
— Может быть, и в этом году два раза рыба пойдет?
— Кто знает? — пожал плечами Анкудин Митрофанович, приподнял крышку, заглянул в казан. — Пожалуй, ушица готова.
Жарких снял казан, поставил на землю, налил в миску ухи, поставил перед Кодей.
— Первую тарелку — батовщику, — сказал Жарких. — Намаялся, я думаю, крепко, Кодя?
— Ещё как! — ответил паренек. — Когда шли к последнему кривуну, рук совсем не чуял… И поясница… будто кто палкой по ней стукнул…
— Полегче, что ли, бата не было, что ты этот взял?
— Не было… — Кодя положил ложку, поднял глаза на Жарких, спросил: — Анкудин Митрофаныч, а где твой бат? Тот, маленький?
— А Черных укатил на базу. Только что.
— Жаль. Нам бы его…
— На Быстрой стоит «Чирок»… Можно бы его дать, да уж больно рысковой… — Жарких развел руками.
— Нет, «Чирка» не возьмем, — сказал Кодя и принялся за уху.
— Что значит «рысковой»? — поинтересовался я. — Неустойчивый, что ли?
— Ага! Валкий. Чуть не так — в одночасье опрокинется, — пояснил Жарких.
— Наш тоже как утка. После первого кривуна я даже пуговицы расстегнул на фуфайке… Думал: опрокинемся, придется бат догонять.
Ложка Коди застыла на полпути ко рту. Какое-то мгновение Кодя смотрел на меня, словно видел впервые, с удивлением спросил:
— Ты что, плаваешь?
— А ты разве не плаваешь?! — с не меньшим удивлением задал я вопрос.
— У нас никто не плавает. Вот и Анкудин Митрофаныч скажет…
— Где научишься? В банной шайке? — усмехнулся Жарких.
— Да воды-то… Одна Камчатка чего стоит!
— Попробуй сунься. Вода ледяная, враз судорогой всё тело сведет…
