Молчание продолжалось.
Житкову казалось, будто рыжий тянет носом, как ищейка, пытаясь по запаху обнаружить его присутствие.
Раздался скрипучий голос:
— Послушай, перестань играть в прятки.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Эль.
— Я видел здесь человека.
— Ты опять пьян, Вилли!
— Не хитри… Когда я заглянул в окошко, здесь был человек…
Остальное заглушили удары волн. Временами Житкову казалось, что домик над его головой скрипит всеми бревнами, как корпус парусника. Вот-вот ветер развалит постройку.
Как ни старался он разглядеть помещение, где очутился, это ему не удавалось: в подполье царила тьма, а коробок спичек, обнаруженный Житковым в кармане, совершенно размок. Житкова преследовал густой запах рыбы. Он исходил решительно ото всего, и скоро его лицо, одежда — все было пропитано тяжелым запахом лежалой трески.
Житков снова услышал голос наверху. Рыжий сказал:
— Штормяга наползает. Как бы не накрыл Адмирала!
— Отец не даст себя поймать морю. Он вернется вовремя. И как всегда, с уловом, — ответил Эль.
— На этот раз рыба не протухнет. Пусть только Адмирал сразу свалит ее в погреб. Через два-три часа она будет там плавать, как в садке. Сегодня вашему подвалу не избежать потопа.
— Пожалуй, ты прав! — В голосе юноши послышалось беспокойство.
— Не приготовить ли подвал? — сказал рыжий, останавливаясь над люком.
— Нет, нет! — воскликнул Эль, и Житков услышал его торопливые шаги. Юноша встал на крышку люка. — Там все в порядке… Ты бы очень хорошо сделал, Вилли, если бы вышел на пристань. Помоги Адмиралу пристать и выгрузить рыбу. Я тоже сейчас приду.
— Так идем же, — настойчиво сказал рыжий.
— Как хочешь, вместе так вместе, — согласился Эль.
Хлопнула дверь. Переждав несколько минут, Житков поднял крышку люка и вылез из подполья. Только тогда он понял, как разыгралось море. Волны прибоя катились непрерывной чередой. Они образовали сплошной пояс клокочущей пены вокруг плоской скалы, где стоял домик Глана. Над пеной едва возвышался помост маленькой пристани, соединенной с берегом дощатым настилом. В бушевании набегающих и откатывающихся валов это сооружение казалось таким зыбким, что было удивительно, как оно выдерживает удары моря. И еще удивительнее было то, что, несмотря на могучие волны прибоя, к этой пристани уверенно приближался небольшой моторно-парусный бот. Житков был моряком, он знал море, не боялся его и все же с беспокойством глядел на маневры судна.
Он так увлекся этим зрелищем, что не сразу обратил внимание на людей на пристани, помогавших судну пристать. Скоро они повернули к домику, нагруженные корзинами с рыбой. Кроме коренастого седобородого рыбака, — по-видимому, самого Глана, — с Элем шли еще двое: все тот же рыжий и…
Житков хотел протереть глаза: вторым был боцман Мейнеш.
О незаметном бегстве не могло уже быть речи. Житков едва успел юркнуть под пол. При этом он даже не подумал о том, что рыжий был прав: по мере того как крепчал шторм, волны все чаще достигали домика. Вода легко проникала в широкие щели между срубом и примитивным фундаментом.
Житков различал доносившиеся сверху голоса. Спокойный баритон хозяина звучал реже всех: Глан скупо бросал короткие реплики.
— Времена изменились, старина, — гудел простуженный бас Мейнеша, — только крепкая рука может навести порядок в этом сумасшедшем доме, а у нашего капитана именно такая рука.
— Собака любит крепкую руку с хорошей плеткой, — сердито сказал Глан.
— Ты можешь оскорблять меня. Я прощу тебя, как прощают детей, не ведающих, что творят…
— Зато ты очень хорошо знаешь, что делаешь, Юстус. Но ты должен знать и другое: ни один из тех, кто изменил, не получит пощады. Горе тому, кто по приказу немецкой падали, вроде твоего Вольфа, нанесет нашей матери-родине хотя бы царапину, — твердо проговорил Глан.
— Он знает, чего хочет.
— В этом-то я не сомневаюсь: хочет стать нашим хозяином. Но мы не хотим поступиться и крупицей своей свободы!
— Прикажешь есть ее с хлебом вместо масла — твою свободу? — проскрипел рыжий Вилли.
— Молчи, ты! — сурово прикрикнул Глан. — Тебе-то что здесь нужно?
— Вот как! Ты отваживаешься говорить мне это в глаза? — Рыжий скрипуче рассмеялся: — Хотя бы только поглядеть, кто прячется у тебя в подполье…
— Что он имеет в виду, Элли? — спросил Глан.
«Почему “Элли”»? — мелькнуло в сознании Житкова, но раздумывать над этим у него не было времени.
— Не знаю, отец…
— Что ж, ты станешь отрицать, Элли, что я видел тут человека? — спросил рыжий. — Куда же он девался, а?
— Право, Вилли, ты пьян!
— А ты все-таки загляни, — ехидничал рыжий, — загляни-ка в свой погреб, Ивар!
— Ты и впрямь хватил лишнего, Вилли, — нахмурился Глан.
— С тобою нынче не сговоришься…
Сквозь удары волн Житков услышал, как шаркающие шаги рыжего направились к двери, как дверь хлопнула, и свист ветра на мгновение ворвался в хижину.
— Он прав, — прохрипел Мейнеш. — С тобой сегодня не сговоришься. Пойду и я. Вот здесь… голландский табачок для тебя, Адмирал.
— Мне от тебя ничего не нужно, — хмуро бросил Глан.
— Так, так… — Мейнеш помолчал. — И все-таки я скажу тебе, Ивар: сопротивление теперь бесполезно. Мы с тобою не дети, чтобы убаюкивать себя сладкими мечтами.
— Вот и я говорю: то, что позволительно дураку Тэдди, непростительно тебе — Юстусу Мейнешу. Так-то!
— Будь здоров, Ивар.
— Хотел бы пожелать тебе того же, Юстус, да язык не поворачивается.
Раздался крепкий удар двери, тяжелые шаги боцмана.
— Так-то, Элли… — после долгого молчания произнес Глан. — Что нос повесила?
— Я виновата перед тобой, отец. Я говорила неправду.
При этих словах люк над головой Житкова поднялся:
— Выходите, русский!
— Русский?! — прошептал Глан, с удивлением глядя на показавшегося из погреба мокрого Житкова.
— Он бежал с «Марты», отец. Я вытащила его из воды.
— Русский?.. Правильный поступок! — одобрительно проговорил Глан. — Но если он русский, то не следует ему попадаться на глаза «синим курткам».
— Да, меньше всего и я хотел бы попасть на глаза «синим курткам», хозяин, — сказал Житков. — И вообще хотелось бы как можно скорее убраться с вашего острова.
— Верно, он стал негостеприимным, — вздохнул старик. — Это нужно признать. Но — не наша вина!
— Я уже понял.
— Вы настоящий… Оттуда? Из России?
— Оттуда, — улыбнулся Житков.
— Тогда… — Глан широко шагнул к Житкову и протянул ему руку. — Этот дом — ваш дом!
