Ради этой сытой и спокойной жизни хитрый почтарь Филипп Иосифович Басанюк и подался в ОУН.
Что за жизнь на почте? Полуголодная, суетливая, каждый тобой помыкает, у каждого претензии, жалобы — тьфу, господи боже ты мой, — а дослужиться можно разве что до начальника почты. А ОУН — это организация, и, если правильно вести себя, кланяться начальству и чувствовать, откуда ветер дует, можно взлететь высоко. Вот он уже куренной — чин не очень-то большой, но и не маленький, и, если бы не проклятые большевики, жить бы да жить.
Куренной поднялся на веранду не спеша, сел напротив хозяина, и тот сразу, не ожидая согласия, потянулся к бутылке. Выпили.
И нужно же, чтобы именно в это время…
Только куренной нацелился на жирный кусок свинины, как увидел над кустами черной смородины зеленую шляпу сотника Мухи. Прибытие сотника не предвещало ничего хорошего. Сорока положил ложку, схватился за поясницу и сморщился
— Что с вами, пан куренной? — испугался хозяин.
Сорока жил у него меньше месяца, и хозяин не успел еще изучить все его привычки. Да и откуда он мог знать, что пана куренного, когда надо действовать или принимать решения, всегда почему-то схватывает радикулит — чудесная болезнь, если ею правильно пользоваться. Может, сотник Муха и не принес ничего неприятного, что ж, тогда боль пройдет, тем более что пан куренной давно жалуется на эту болезнь.
На веранде появился Муха. Не сняв своей мерзкой шляпы, он пролез прямо к столу, сел и только после этого поздоровался.
Куренной подумал: правильно говорят — из хама никогда не будет пана. У этого быдла было двадцать моргов земли, что совсем немало для лесного края, но Муха всегда прибеднялся: вон пиджак какой замызганный и рубашка перепрела.
Наконец сотник снял шляпу, налил себе полный стакан и, пожелав уважаемому обществу доброго здоровья, выпил и со смаком чмокнул губами. Закусил и только после этого обратил внимание, что куренной схватился за поясницу.
— Радикулит? — спросил с иронией.
— Приступ, — ответил Сорока, глядя преданно в глаза Мухе.
— Есть новости, друг куренной…
Хозяин деликатно встал:
— Извините, панство, я на минутку…
Муха посмотрел ему вслед безразлично и достал из-под грязной подкладки шляпы аккуратно свернутую бумагу:
— Приказ, друг куренной.
Сорока опять схватился за поясницу. Приказ — это плохо. Приказ никогда не приносит ничего радостного. Скорчился на стуле и сказал:
— Позови Юрка, сотник, приказ, наверно, зашифрованный?
— Да, друг куренной. — Муха развернул бумагу, подал Сороке.
Тот посмотрел на нее отчужденно. Тогда сотник встал, вышел на крыльцо веранды и приказал Семену, который торчал неподалеку:
— Юрка сюда!
Они успели выпить с сотником еще по полстакана, когда наконец явился Юрко. Куренной показал на депешу, лежащую на столе. Сотник налил чарку и подал хлопцу, но Юрко отказался. Впрочем, Муха и не настаивал: все знали, что Гимназист (а Юрко получил это прозвище, поскольку закончил гимназию) не употребляет самогона.
Юрко колдовал над приказом недолго. Переписал текст карандашом на чистый лист бумаги и подал куренному. Тот отмахнулся:
— Читай, я без очков…
Юрко прочитал медленно и выразительно:
— «Куренному Сороке. Приказываем Вам с десятью стрелками двадцатого августа прибыть на известную вам явку в селе Квасово. Передвигаться, избегая столкновений. На явке ждать людей с нашей стороны. Пароль: «Сегодня в лесу жарко». Отзыв: «Слава богу, погода, кажется, установилась». Оказать агентам всестороннюю помощь, обеспечить охрану и прикрытие. На время выполнения задания будете подчиняться руководителю группы. За исполнение приказа строго отвечаете. Главный».
Сорока чуть шевельнулся в кресле. Как повезло, что он издалека заметил зеленую шляпу и успел схватиться за поясницу! Не хватало ему ползти болотами в Квасово — как-никак добрая сотня верст, — да еще подчиняться неизвестному агенту. Наверное, важные птицы, если их требуется, прикрывать и охранять. И награда, стало быть, будет. Но черт с ней, с наградой, всех наград не получишь, а жизнь, как известно, одна.
Сорока сказал с достоинством:
— Жаль, но что поделаешь, не могу возглавить операцию. Радикулит проклятый. А задание почетное и важное! Считаю, что вы, друг сотник, справитесь с ним.
— Я?.. — даже открыл рот от удивления Муха. — Вы же послали меня в Гадячий…
— Э-э, что Гадячий… — небрежно отмахнулся Сорока. — Там любой справится. А тут задание ответственное, и нужны лучшие люди. Я бы сказал, самые лучшие, и кому, кроме вас, сотник, можно доверить такое? Пойдете вы с Юрком, еще десять бойцов, отберете их сами, сотник, вам с ними идти, вам на них опираться.
Муха уже давно понял, какую свинью подложил ему куренной. Попробовал возразить:
— Но, прошу пана, я давно не был в Квасове, в тех лесах. А каждый день все меняется…
— Леса! — беспечно засмеялся Сорока. — Леса везде одинаковы… А явка в Квасове надежная. Бывший мельник из Грабово, возможно, вы знали его? Петр Семенюк! Золото, не человек, у него — как у Христа за пазухой.
Сотник Муха вызвал Юрка на скотный двор. Внимательно огляделся, но никого поблизости не было, только две уже выдоенные коровы лениво жевали свежескошенную траву. Переговорили о предстоящем деле. Муха притянул к себе Юрка, дохнул самогонным перегаром так, что юношу замутило, спросил:
— Ты о приказе говорил кому-нибудь?
— Что вы, друг сотник, это же ясно — секрет.
— И вот что, Гимназист, чтобы твоя Катря…
Юрко перебил его решительно:
— Должен попрощаться!
— Скажешь, что идем в Ровно.
— Что?
— Никто не должен знать о Квасове.
Юрко пожал плечами, но согласился:
— Слушаюсь.
Парень перепрыгнул через жердь и направился за хутор, к стожаре. Свежее сено сюда еще не завезли, и стожара стояла пустой и казалась запущенной, совсем забытой, легкий ветер свистел в щелях, и плохо прибитая доска все время тихо постукивала. Стожара почему-то навеяла на Юрка тоску. Может, потому, что придется проститься с Катрусей. Но в Квасове он наверняка не задержится: какую-нибудь неделю — и снова сюда, на лесной хутор.
Сразу за стожарой тихо журчал ручеек. Юрко перепрыгнул его, свистнул дроздом и тут же услыхал ответ. Счастливый, опустился на траву. Так подавала голос только Катря.
Юноша растянулся на траве лицом вверх. Видел только синее небо с белыми облаками, на фоне которого раскачивался розовый колокольчик. Ему вдруг показалось, что он звонит. Юрко прислушался и, кажется, услыхал мелодичный серебряный звон, звучащий на лесной поляне в ясный праздничный день, — этот звон может услышать только самый счастливый человек.
