«Шестёрка» продолжала изгаляться:
— Дяденька, родной, ты ботиночки-то свои — снимай, пожалуйста. Тут у нас подметено, запачкаешь ещё! — И, уже теряя терпение, гаркнул, вытащив из кармана руку с зажатым кастетом: — Снимай быстро боты, фраер ушастый!
«Прав тот служивый оказался, плохо здесь с дисциплиной. Даже кастет у подследственного не отобрали, деятели хреновы!» — отметил про себя Ник, прежде чем заехать «шестёрке» по наглой физии. Ногой, естественно, вернее, просимой бундесовской штиблетиной.
Обычная маваша-гири, выполненная далеко не лучшим образом.
Честно говоря, это само собой произошло, не преднамеренно. Во-первых, больно уж от этого шпанёнка чесноком несло, нестерпимо просто, а во-вторых, так всегда «главный герой» поступал — в фильмах, сериалах и книгах, кои Нику доводилось смотреть и читать в той своей жизни.
Стереотипы, так сказать, сработали.
Дальше всё опять предсказуемо завертелось: «шестерка» отлетела назад, глухо ударилась головой об угол стола, опрокинув его, — карты разлетелись по всей камере. Остальные трое мгновенно вскочили на ноги, вооружившись напильником и двумя солидными табуретами, приготовились к атаке.
«А, будь что будет!» — бесшабашно решил про себя Ник, принимая оборонительную стойку.
— Ну-ка, ша! — С нар свесилась коротко стриженная седая голова. — Назад все! Отпрянули шементом, собаки дикие! Отпрянули и успокоились! Кому сказано? Порядок всей стаей облезлой навели, по-бырому!
Стол мгновенно был водворён на место, грозная троица расселась по табуретам, «шестёрка», жалобно скуля и подвывая, принялась собирать разбросанные карты.
Ник застыл у входа, скрестив руки на груди.
С верхних нар слезли двое. Вернее, слез один: пузатый, уже пожилой, с профессорской бородкой — весьма неуклюже сполз, сопя и охая. Зато второй, обладатель стриженной седой головы и перебитого в двух местах носа, средних лет, сухощавый и высокий, ловко соскочил — с ленивой кошачьей грацией.
В нём сразу угадывался опытный боец, опасный и выносливый. Да ещё и повыше Ника будет на полголовы.
Ник непроизвольно напрягся и опустил руки со сжатыми кулаками к бёдрам. Так, чисто на всякий случай.
— Смотри-ка, Профессор, — обратился седой к обладателю профессорской бороды, совсем не обращая внимания на движение Ника. — Новенький-то у нас — ловко умеет ногами махать. Кенгуру, прямо, настоящий! Когда я в далёкой молодости мореманил во Владике, у нас на корыте один узкоглазый был, так тот тоже горазд был так махать! Хилый весь из себя был, в чём только душа держалась, а в драке равного ему не было!
Профессор согласно покивал головой и вежливо поинтересовался:
— Извините, молодой человек, эта техника, вами продемонстрированная, называется «кон фу»?
— Нет, не совсем, — так же вежливо уточнил Ник. — Этот вид японских единоборств именуется «каратэ-до».
— Да, да, — вновь закивал Профессор, словно что-то вспоминая. — Конечно же, «каратэ-до»! Если ничего не путаю, этот термин переводится на русский язык как «пустая рука»?
Ник, в свою очередь, утвердительно кивнул.
— Познакомимся, что ли, братуха, — предложил седой. — Я — Сизый. Можно и так — Лёха Сизый. Да и на Лёху откликнусь, я не гордый сегодня.
— Ник, — в свою очередь отрекомендовался Ник, крепко пожимая протянутую руку.
— Хорошая кликуха, — понятливо улыбнулся Сизый. — Новая такая, незамаранная. С такой далеко можно пойти по жизни! Не то, что у этих, — кивнул головой на троих за столом. — У них у всех одинаковое погоняло — «Корявый», представляешь? Не повезло дурикам, в такой ситуации выйти в «авторитеты» — нереальное занятие.
— Вырвиглаз, — скромно представился Профессор. — Профессор, доктор геолого-минералогических наук Вырвиглаз. Можно без имени-отчества.
— Не можно, а нужно, — Сизый шепнул Нику на ухо. — Он за это имя-отчество тут и парится: Владимир Ильич он по паспорту, усекаешь, подельник?
— Бывает, — согласился Ник.
Расселись за столом, предварительно загнав «шестёрку» — по кличке Шпала — на дальние нижние нары, чтоб не мешал. Сизый тут явно был за старшего, потому и повёл разговор:
— Ногами ты, друже Ник, махать умеешь. Мы это поняли уже. А ещё какие таланты имеются у тебя в загашнике? Здесь ведь всё как на воле: если умеешь чего путного и полезного делать — уважение тебе и почёт, не умеешь ничего — плохо это, парашу драить придётся. Вот с ним вместе, — небрежно махнул рукой в сторону Шпалы. — Причём и другие обязанности найти можно. Не обижайся зазря, это закон такой. Кто же против закона, находясь в здравом уме, попрёт? Тут, кореш, и ноги не помогут. Так что соображай, шевели своими извилинами!
Ник усиленно соображал, сопоставляя свои таланты и умения с конкретикой ситуации.
Уверенный пользователь компьютера? Знание всех тонкостей биржевых операций? Стратегический маркетинг? Маркетинг-микс, бенчмаркетинг? Многоуровневый контролинг и сквозное бюджетирование? Всё не то. А парашу регулярно драить не хотелось совсем, да ещё и на другие обязанности намекали грязно. И вообще, даже как-то стыдно за себя, неужели же он совсем ни на что полезное не годен? Тут взгляд Ника упал на старенькую гитару, небрежно прислонённую к стенке. А что, почему бы и нет? Интересно, как тутошние уркаганы отнесутся к тамошнему шансону?
Ник небрежно, с чувством собственного достоинства, поднялся, подошёл к стенке, взял гитару в руки, вернулся на своё место, демонстративно взял несколько аккордов, умело повертел колки, настраивая инструмент.
«Ну держитесь, господа блатные из тридцатых, — подумалось. — Сейчас будет вам цыганочка — с выходом из-за печки!»
И вжарил:
Гоп-стоп, мы подошли из-за угла.
Гоп-стоп, ты много на себя взяла!
Теперь расплачиваться поздно,
Посмотри на эти звёзды!
Посмотри на это небо,
Взглядом, слышь, тверёзым…
Ну, и так далее.
Произвело впечатление, прониклись слушатели. Когда песня отзвучала, лишь только один из Корявых выдохнул восхищённо, да Лёха Сизый попросил хрипло:
— Ещё! Ещё давай! Наяривай…
Ник дважды просить себя не заставил и выдал: «Фраер, толстый фраер — на рояле нам играет», «Заходите к нам на огонёк, пела скрипка ласково, и так — нежно», «На улице Гороховой — ажиотаж. Урицкий всё Чека вооружает».
Жаль, Александра Яковлевича здесь не было, то-то порадовался бы, родимый! Таких зрителей благодарных увидеть — удовольствие несказанное: приоткрытые от удивления рты, скупые слезинки в уголках глаз…
Когда Ник до «Владимирского централа» добрался — незабвенного Михаила Круга, — публика уже подпевала вовсю, вернее, припев орала истошно. Особенно Корявые старались, хором нестройным.
