Он вошел уже в последний вагон, когда до него донесся слабый звук. Другие пассажиры тоже обратили внимание на этот звук и с напряженными лицами стали прислушиваться. Молодая женщина тихо вздохнула. Мужчина, расхаживавший взад и вперед по проходу, остановился, как вкопанный.
Звук донесся еще раз.
Круглолицый мужчина, который вначале отнесся к приключению, как к шутке, а затем завернулся в свою шубу, словно приготовившийся к спячке сурок, снова обрел голос.
— Это свисток! — весело объявил он.
— Проклятый, наконец-то приехал!
Глава III. РЕШЕНИЕ ДЭВИДА
Дэвид спокойно подошел к двери купе, в котором он оставил отца Ролана, и заглянул туда. Маленький человек забился в свой угол У окна. Голова его низко склонилась; тень, отбрасываемая полями шляпы, скрывала его лицо. По-видимому, он заснул. В течение минуты Дэвид, молча и не двигаясь, смотрел на него. Что-то в фигуре этого пионера дикой страны наполнило его новым чувством теплой дружбы. Он не пытался снова разобраться в перемене, происшедшей в нем; он исполнен был только сознания, что его не гнетет больше чувство одиночества, уже столько месяцев не покидавшее его ни днем, ни ночью. Он хотел было заговорить, но решил не беспокоить спящего. В полной уверенности, что отец Ролан заснул, он на цыпочках отошел от двери.
Ни в первом, ни во втором вагоне Дэвид не остановился, хотя там было много свободных мест, и среди пассажиров снова царило оживление. Он пошел в третий вагон и занял место, на котором сидел прежде. Он не сразу взглянул на женщину, которая его заинтересовала. Ему не хотелось дать ей основание думать, что он вернулся из-за нее. Затем, как бы случайно взглянув на нее, он разочаровался.
Она почти совсем закрылась своей шубой. Виднелись только блестящие, темные волосы и тонкая рука. Незнакомка не спала. Дэвид видел, что ее плечи двигаются, и рука меняет положение, поправляя шубу. Свистки приближающихся паровозов, которые теперь явственно слышались, не произвели на нее никакого впечатления. Минут десять Дэвид упорно смотрел на ее темные блестящие волосы и прозрачную белую руку. Он шевелился, кашлял — был уверен, что пассажирка знает об его присутствии, но она не подняла глаз. Он жалел, что раньше не привел с собой отца Ролана; тот при виде печали и отчаяния в ее глазах нашел бы нужные слова, которых он сам не мог найти. Дэвид Рэн снова встал. В это мгновение два мощных паровоза были прицеплены к поезду. Толчок оказался таким сильным, что Дэвид едва не упал. Но Даже сейчас женщина не подняла головы.
Во второй раз он вернулся в купе для курящих.
Отец Ролан не сидел больше, съежившись в углу. Он стоял, засунув руки в карманы, и тихо насвистывал. Его шляпа лежала на диване. Впервые Дэвид увидел его круглое, загрубелое, потемневшее от непогоды лицо, не затененное полями большой стетсоновской шляпы. Он имел вид одновременно и моложе и старше своих лет. Его лицо, как разглядел теперь Дэвид, выражало почти юношескую энергию. Но густые волосы были совсем седые.
Поезд начал двигаться. Отец Ролан на одно мгновение отвернулся к окну, затем взглянул на Дэвида.
— Мы тронулись с места, — сказал он. — Мне скоро слезать.
Дэвид сел.
— На каком расстоянии от ближайшей узловой станции находится та хижина, о которой мы говорили? — спросил он.
— На расстоянии двадцати — двадцати пяти миль. Там нет ничего, кроме одной хижины и лисьего питомника, принадлежащих, как я уже вам говорил, французу Торо. Там не бывает постоянной остановки, но поезд замедляет ход, чтобы сбросить мой багаж и дать мне возможность спрыгнуть. Индеец с моими собаками ждет меня у Торо.
— А оттуда, от хижины Торо, далеко до места, которое вы называете домом?
— До моей собственной хижины много миль; но я буду дома, всюду дома, когда достигну лесов. Моя хижина находится на низком берегу озера Год, на расстоянии трехсот миль к северу от хижины Торо.
Положив руку на плечо Дэвида, отец Ролан спросил:
— Думали ли вы о моих словах?
— Да. Я заходил сюда, но вы спали.
— Я ни одной минуты не спал. Мне послышался шорох около двери, но, взглянув, я никого не увидел. Вы мне говорили, что едете на запад — в горы Британской Колумбии?
Дэвид кивнул головой. Отец Ролан сел рядом с ним.
— Вы мне не сказали, зачем вы туда едете, — продолжал он. — После того как я услышал вашу историю, Дэвид, мне кажется, я и сам догадался. Вероятно, вы никогда не узнаете, почему я принял так близко к сердцу ваш рассказ и отчего теперь вы мне стали близки. Я понял, что, отправляясь на запад, вы просто скитаетесь, тщетно, бессмысленно пытаетесь убежать от чего-то. Разве не так? Вы убегаете, стараетесь отделаться от того, от чего нельзя спастись бегством — от воспоминаний. В Японии и на островах Южного Ледовитого океана можно помнить так же хорошо, как на Пятой авеню в Нью-Йорке. Вам не путешествия нужны, Дэвид. Вам нужно вернуться к жизни. А для того чтобы снова вдохнуть в вас мужество и жизнерадостность, нет лучшего средства, чем это!
Отец Ролан указал рукой во тьму ночи.
— Вы понимаете под этим бурю, снег?..
— Да, бурю, снег, солнечный свет и леса — десятки тысяч миль нашей Северной страны, край которой вы только и видели. Вот что я хотел сказать. Но прежде всего я думал об ужине, который ожидает нас у Торо. Хотите вы слезть со мной и ужинать в хижине француза, Дэвид? Потом, если вы решите не сопровождать меня к озеру Год, Торо доставит нас и ваш багаж обратно на станцию. Это будет великолепный ужин или завтрак! Я уже сейчас ощущаю его запах. Мне кажется, я слышу, как Торо ругается из-за опоздания поезда, и я готов держать пари, что у него уже наготове и рыба, и филе из лося, и куропатки. Ну, что вы скажете? Сойдете вы вместе со мной?
— Это слишком соблазнительное предложение для голодного человека.
Отец Ролан усмехнулся.
— Голод! Вот настоящее средство богов, когда ремень затянут не слишком туго. Если я хочу узнать характер и качества человека, я спрашиваю об его аппетите. Если у человека хороший аппетит, он не воткнет вам ножа в спину. Я — гастроном, Дэвид. Я предупреждаю вас об этом, пока мы не слезли у хижины Торо. Я люблю поесть, и француз это знает.
Отец Ролан так весело потирал руки, его лицо так оживилось от предвкушения ужина, что Дэвид заразился его хорошим настроением. Он схватил руку отца Ролана и потряс ее, прежде чем осознал, что означает его жест.
— Я сойду с вами у хижины Торо! — воскликнул он. — А потом, если я буду себя чувствовать так, как сейчас, а вы не потеряете охоты к моему обществу, я отправляюсь с вами в Северную страну.
Слабый румянец появился на его щеках. Его глаза заблестели. Отец Ролан, заметив происшедшую в нем перемену, обеими руками сжал руку Дэвида.
