Джеймс Кервуд - Черный охотник

Прошлой ночью, когда старый сеньор Николай Сен-Дени после ужина курил свою большую трубку, а Анна вскарабкалась на угол стола, стоявшего в читальне отца, последний вдруг сказал:

— Ты уже стала женщиной, Анна. Тебе минуло семнадцать лет. Я не хочу потерять тебя, — ведь ты — все, что у меня осталось после смерти твоей матери. Но я хочу сказать тебе, что с полдюжины молодых джентльменов просили разрешения вести с тобой серьезное знакомство, и мое мнение, что пора уже тебе положить конец глупой, детской привязанности к Дэвиду. Если ты захочешь, то сможешь выйти замуж за любого представителя трех или четырех наиболее могущественных фамилий Новой Франции. И теперь, когда сюда направляются интендант Биго со своей свитой и твои друзья из Квебека…

Но на этом месте Анна прервала его, закрыв ему рот обеими руками, и решительно заявила:

— Я выйду замуж за Дэвида, старый, дорогой, одноногий папочка! Я выйду замуж только за Дэвида Рока!

И после этого она убежала и отправилась к себе в комнату, заливаясь счастливым смехом. Она еще долго слышала, как внизу в своей комнате ее отец расхаживал взад и вперед, постукивая деревянной ногой, но она не могла видеть радостной улыбки в его глазах и не могла слышать довольного смешка, который издавал старый вояка каждый раз, когда он подходил к окну, откуда виднелся лес, где стояла хижина Дэвида Рока и его матери.

Но Анна запомнила его слова, и теперь она не уставала мысленно повторять их, словно какую-то дикую песню. Ты уже женщина!.. Ты женщина!.. Ты женщина!

Ей исполнилось семнадцать лет, а в Квебеке было принято, чтобы молодые дамы семнадцати лет вступали в свет и выходили замуж и становились матерями!

Но что же будет с Дэвидом? Анна притронулась к его рукаву.

— Почему ты умолк, Дэвид? Почему ты так опасливо озираешься? — шепнула она. — Неужели нам может грозить здесь какая-нибудь опасность?

— В этот час вылетают из своих гнезд куропатки и тетерева, — ответил Дэвид Рок тихим, глухим голосом.

— Неправда, Дэвид, — быстро возразила Анна. — Ты вовсе не думаешь сейчас о куропатках и тетеревах. Ты думаешь об индейцах, Дэвид. Вечно об индейцах! Неужели ты предполагаешь, что они осмелятся прийти сюда?

— Индейцы на все могут осмелиться, Анна. И когда я смотрю на тебя и на твои волосы, я чувствую, что мог бы убить любого, кто грубо прикоснулся бы к ним! Я вспоминаю о том, что я видел однажды в стране ирокезов. Я думаю о Скрытом Городе. Я думаю…

Он вдруг умолк.

— О чем, Дэвид?

— Мне бы не следовало тебе говорить.

— Но я хочу знать!

— Я думаю о целом мешке скальпов, которые индейцы племени могавков послали в. подарок своим английским друзьям в форт Вильям-Генри. Там было в общей сложности восемь скальпов — все снятые с французских женщин. Длинные волосы были завиты в косы по манере индейцев, и вместе со скальпами индейцы прислали черные ножи и томагавки, чтобы показать, каким оружием были убиты эти женщины. И волосы на одном из скальпов до такой степени напомнили мне твои, что мне стало страшно… мне стало почти дурно.

Он схватил руки девушки и крепко прижал к своей груди. Через несколько секунд он снова продолжал:

— Я надеюсь, что к тому времени, когда ножи для скальпирования и томагавки снова появятся в этой долине (а Черный Охотник уверяет, что это должно скоро случиться), ты будешь уже находиться в Квебеке.

Казалось, что юноша с трудом выжимает из себя каждое слово.

— Что ты хочешь сказать этим, Дэвид?

— Возможно, что ничего. Мне не следовало бы об этом говорить с тобой. Я только заставляю тебя нервничать. Вот видишь, мы уже выходим из чащи леса, а там в долине еще виднеется солнце.

Анна отстала на один шаг и продолжала путь позади него. Ее губы приоткрылись, щеки залились румянцем, а грудь высоко вздымалась. Она любила слушать Дэвида, когда он говорил с ней так, как сейчас в глубокой чаще и во мраке вековых дубов. В такие минуты он особенно нравился ей как мужчина, и тогда в ней с еще большей силой просыпалась женщина. Она испытывала в душе какое-то особенно радостное чувство и счастье. И Дэвид, в душе которого еще боролись мальчик и мужчина, думал про себя, что никогда он не видел ее такой прекрасной.

Она распустила волосы и предоставила им развеваться под легким летним ветерком; почти каждый раз, когда она находилась с Дэвидом, она распускала их. Но почему-то сегодня, когда Дэвид взглянул на нее, он почувствовал дрожь во всем теле. И, между прочим, в этот вечер Анна отдавала себе отчет в том, что она именно потому распустила волосы, что это нравилось Дэвиду.

Девушка имела обыкновение набирать полную охапку цветов, проходя по опушке леса; когда она опустилась на колени и, весело хохоча, начала подавать их Дэвиду, тот вдруг бросил цветы наземь, быстро и с силой привлек ее к себе, схватил в объятия и стал так жадно целовать, что у девушки занялось дыхание. Она чувствовала, что никогда еще ее возлюбленный не целовал ее так, как сейчас.

Испустив легкий крик, она стала бороться с ним и, упершись обеими руками в его грудь, пыталась вырваться из крепких объятий. Но даже в эти мгновения борьбы ее сердце радостно билось от счастья и восторга. Она инстинктом проснувшейся женщины различала в лице и глазах возлюбленного ту страсть, которая поборола наконец юношескую робость. Тогда она перестала сопротивляться и, положив голову к нему на грудь, еще крепче прижалась всем телом.

Но в этот момент, который должен был запечатлеться на всю жизнь в душе молодого человека и девушки, раздался насмешливый хохот; Анна с быстротою молнии вырвалась из объятий Дэвида, а тот в мгновение ока повернулся лицом к месту, откуда доносился смех.

Шагах в двенадцати от молодых людей из-за рощицы диких сумах показалось трое человек, и смех принадлежал тому, который шел впереди других. Но как только Анна Сен-Дени повернулась, улыбка исчезла с лиц незнакомцев. Тот, кто находился впереди, почтительно снял шляпу и, низко кланяясь, стал рассыпаться в извинениях.

— Ради Бога, простите, мадемуазель, — начал он. — Мы не видели и не слышали вас и были уверены…

— Вы лжете! — прервал его Дэвид Рок, делая шаг к нему. — Вы великолепно видели и превосходно слышали, и вы смеялись потому, что не знали, что имеете дело с мадемуазель Сен-Дени. И что еще вы думали, разрешите узнать?

Анна потянула его за рукав и умоляющим голосом стала просить:

— Ради Бога, довольно! Уйдем, Дэвид!

И раньше, чем молодой человек успел ответить или повернуться к ней, она по узкой тропинке нырнула в лес, и тогда Дэвид, не торопясь, поднял ружье, подобрал цветы и последовал за ней.

— Черт возьми! — с восхищением в голосе воскликнул один из мужчин, следовавших позади первого. — Скажите, Водрей, видели вы такую красотку в своей жизни? А вы, де Пин? И, между прочим, недурную историю вы затеяли, подкравшись потихоньку к такой сцене! А этот молодой дикарь — кто он такой? Черт меня возьми, если он ее не целовал! Как крепко он держал ее в своих объятиях! И я бы сказал, что ей это было вполне по душе, если я хоть что-нибудь понимаю в женщинах…