Уриу врал бессовестно. И Бейли, поджав бескровные губы, старательно делал вид, что готов поверить в эту ложь. Действительно, что же ему еще оставалось делать, имея на руках секретные инструкции адмиралтейства?!
Адмирал вдруг рассмеялся:
— Потом, неужели вы всерьез думаете, что мои минеры так плохо стреляют? Я бы приказал списать их с флота, если б они промахнулись…
— Я удовлетворен. Но… отчего ваши миноносцы держат под прицелом русские корабли?
— Обыкновенная предосторожность. Разве русские не поставили прислугу к орудиям?
Бейли пожал плечами.
— Благодарю вас. О вашем ответе я сообщу остальным командирам стационеров. Думаю, нам удастся уладить это недоразумение.
Адмирал проводил гостя на палубу.
— Не придавайте этому большого значения. Мы только опорожним трюмы наших транспортов и снова уйдем в море, чтобы там встретить русских. Надеюсь, они не откажут нам в этом рандеву.
Бейли хорошо знал, от каких тяжестей японцы хотели освободить трюмы своих транспортов: орудия, боевое снаряжение, пехота. Война начиналась не только на море. Но это уже дело японцев и русских.
Коммодор привычно бросил ладонь под козырек фуражки:
— Это ваше право. Мы не собираемся препятствовать…
На «Варяге» все было готово к бою. Люки и горловины задраены, помпы работали на холостом ходу, снаряды поданы к орудиям. Комендоры стояли у орудий, в прицелах которых четко вырисовывались низкие корпуса японских миноносцев. Из труб рваными клочьями тянулся дым: Руднев приказал держать под парами пятнадцать котлов.
Плутонговый командир мичман Губонин и командир дальномерной станции мичман Ничволодов, прозванный Графинюшкой, наблюдали за высадкой десанта с японских транспортов. На порт давно опустилась вязкая, как тина, ночь, но японцы, осветив место высадки прожекторами и кострами, не прекращали разгрузку.
— Как тебе это нравится, Мишель? Японцы захватывают Корею, а мы ровно ничего не делаем.
Михаил Ничволодов пощупал платиновое кольцо на указательном пальце — подарок невесты — и украдкой вздохнул. После возвращения в Артур он должен был отбыть в Петербург. А там — свадьба, новая жизнь. И вот…
— Неужели война?
— Нет, конечно, — с иронией ответил Губонин. — Просто японцы с некоторым опозданием завезли здешним жителям рождественские подарки. А чтобы мы не мешали их раздаче, подогнали несколько миноносцев к «Варягу».
— Ты все шутишь, Петр. А мне не до шуток. Судя по всему, я теперь не скоро окажусь в Петербурге.
— Да, я шучу! — обозлился плутонговый. — Он еще думает о своей несравненной Вареньке. Ты бы задумался о другом: как нам выбраться из этой передряги?
— Ну это ты хватил! Японцы не посмеют атаковать нас в нейтральном порту.
— Уже посмели. «Кореец» еле ноги унес после атаки вон тех красавцев.
— А как же корабли нейтральных держав? Они не допустят этого. — Графинюшка нервно ткнул пальцем в темный силуэт французского крейсера «Паскаль».
— Меня удивляет твоя наивность. Должно быть, это от избытка графской крови. Россия для многих в этих местах как рыбья кость в горле. Они совсем не против устроить нам кровопускание чужими руками.
— И все-таки ты меня не убедил. Существует международное право, честь моряков…
— Плевать хотел адмирал Уриу на право и честь. Вот погоди, перекидает завтра «Асама» пару сотен восьмидюймовых снарядов в наш «Варяг», и ты убедишься, какому богу молится японский адмирал и какого права придерживается.
Ничволодов задумчиво помял пальцами подбородок. Похоже, Губонин был близок к истине.
— И все-таки как ты груб, Петр. Прямо как матрос.
— Конечно, куда мне до твоего аристократического поведения.
Мичманы пикировались ежедневно. Но на этот раз Ничволодов обиделся.
— Я, как и все вы, обучался в Морском корпусе. Мои дорогие предки, кроме долгов, мне ничего не оставили. Так что твой намек совершенно неуместен, даже оскорбителен!
Плутонговый смягчился.
— Не злись. Лучше проверь свои дальномеры. А то начнешь завтра рубить мне дистанцию…
— Когда это я рубил дистанцию? Ты лучше последи за своими наводчиками. Забыл, сколько вы на последних стрельбах перекидали снарядов в белый свет!
— Не волнуйся, не подведем! — Губонин вдруг неожиданно молодо рассмеялся. — А что, Мишель, бой так бой.
— Смотри-ка, вроде головной миноносец якорь выбирает. Не иначе японцы уходить надумали?
Оба мичмана с минуту молча вслушивались в звуки моря. Сначала они уловили стук якорной цепи, накручиваемой на штиль, потом звучный удар: якорь, как гвоздь в стену, вошел в клюз.
— Уходят! — согласился Ничволодов. — Пойду старшему офицеру доложу.
У третьего спонсона перед мичманом вынырнул комендор Алешка Козинцев. Вытянулся, цыганские глаза «по уставу» ели начальство.
— Дозвольте обратиться, ваше благородие!
— Что тебе? — С матросами Графинюшка был строгим, без вольностей.
— Мы, ваше благородие, меж собой сомневаемся. Как это понимать? Вроде и война с японцами началась, а мы отсиживаемся.
— Кто тебе сказал, что война началась?
— Своим умом дошли. Разве ж без войны минной атакой угощать станут?
— Вот я доложу вахтенному офицеру, он тебя пошлет гальюны чистить за большой ум. Тебе не рассуждать, а повиноваться по уставу положено. Понял?
— Так точно! — Алешка сумрачно посмотрел в спину мичмана, зло перекатил желваками.
— Ну, что мичман сказал? — набросились матросы на вернувшегося Козинцева.
— Он скажет! — огрызнулся комендор. — Одно слово — Графинюшка! Обещал вахтенному доложить, что много рассуждать стали… А, ладно, и без него ясно: война, братцы. Только какая-то подлая.
Козинцев и не подозревал, как он был близок к истине. Именно в это время весь внешний рейд Порт-Артура озарялся выстрелами, полосовался беспорядочно метавшимися лучами прожекторов, запоздало выискивавших неприятеля. Броненосец «Ретвизан» со скрежетом наползал на прибрежные камни. «Цесаревич» и «Паллада» оседали, заглатывая через рваные пробоины тонны воды. Русские моряки расплачивались первой кровью за беспечность царских адмиралов: эскадра прозевала ночную атаку японских миноносцев.
Опорожнив трюмы, японская эскадра в самом деле покинула Чемульпо. Но лишь для того, чтобы приготовиться к бою. Утром 27 января 1904 года командиры всех стационеров, бывших в порту, получили письмо от контр-адмирала Уриу:
«Его Императорского Величества корабль «Нинава». Рейд Чемульпо. 26 января 1904 года.
Сэр! Имею честь уведомить Вас, что ввиду существующих в настоящее время враждебных действий между Японской и Российской империями, я должен атаковать военные суда русского правительства, стоящие теперь в порту Чемульпо… В случае отказа старшего из русских морских офицеров, находящихся в Чемульпо, на мою просьбу покинуть порт Чемульпо до полудня 27 января 1904 года я почтительно прошу вас удалиться с места сражения настолько, чтобы для корабля, состоящего под Вашей командой, не представлялось никакой опасности от сражения. Вышеупомянутая атака не будет иметь места до 4 часов пополудни 27 января…»
